Братья софроний. Братья лихуды

Расстановка ударений: ЛИХУ`ДЫ братья Иоанникий и Софроний

ЛИХУДЫ, братья Иоанникий (1633 - 1717) и Софроний (1652 - 1730) - деятели рус. просвещения конца 17 нач. 18 вв., публицисты и переводчики. Происходили из знатного греч. рода, родились на о. Кефаллинии, принадлежавшем в то время Венецианской республике. Ср. образование получили в Венеции, а затем окончили Падуанский ун-т. В 1676 - 80 Софроний Л. преподавал в школах в Греции, Албании и Македонии. В 1685 Л. были приглашены в Москву для организации первого в России высшего уч. заведения - Славяно-греко-латинской академии , до этого Л. преподавали греч. и лат. языки, грамматику и риторику в небольшой (ок. 40 учеников) подготовительной школе при Богоявленском монастыре (в Москве), которая затем вошла в состав академии. Принимали активное участие в полемике между сторонниками грекофильской и латинофильской (т. е. по существу латино-польской) образованности. Л. отстаивали интересы грекофилов, хотя, в отличие от большинства их, они считали необходимым преподавание лат. языка. В академии они читали на греч. и лат. языках высший курс наук (грамматика, пиитика, риторика, диалектика, физика и философия). Для начинающих учеников Л. создали подготовительный низший класс "словенского книжного писания". Л. составили учебники (на греч. и лат. языках), компилятивные и в значительной мере схоластические, хотя и не без полемики с такими авторитетами, как Аристотель и Кампанелла . Идеи мыслителей нового времени (Р. Декарта, Ф. Бэкона и др.) в учебниках Л. не нашли отражения. В свои учебники Л. включили ряд методич. указаний относительно преподавания той или иной науки.

Преподавание Л. лат. яз. и особенно физики и философии вызвало раздражение наиболее реакционных церковных кругов, как греческих, так и русских (по их настоянию Л. в 1694 были отстранены от преподавания в академии). Л. были заключены в моск. Новоспасский монастырь (1698 - 1704), а затем в костромской Ипатьевский монастырь (1704 - 06). По выходе из Ипатьевского монастыря они преподавали грамматику, пиитику и риторику в Славяно-греч. школе в Новгороде, первыми преподавателями к-рой они являлись. В 1707 Софроний Л. вернулся в Москву и преподавал греч. яз. в Типографской школе . В 1716 Иоанникий получил разрешение вернуться в Москву. Последние годы своей жизни Л. в основном занимались переводами и писали антилютеранские и антикатолич. полемич. сочинения.

Лит.: Куприянов И ., Материалы для истории училищ в России, "Журнал для воспитания", 1857, т. 2; Образцов И. Я ., Братья Лихуды, "ЖМНП", 1867, № 9. Сменцовский М. Н ., Братья Лихуды, СПБ, 1899; Смирнов С. К ., История Московской Славяно-Греко-Латинской Академии, М., 1855.

деятели образования в России, педагоги, публицисты и переводчики. Происходили из знатного греческого рода, окончили Падуанский университет. В 1685 Л. по приглашению царя Федора Алексеевича и патриарха Иоахима приехали в Москву для организации преподавания в Славяно-греко-латинской академии. Начали свою деятельность в школе при Богоявленском монастыре (с 1687 в составе академии), где преподавали риторику и греческую грамматику. В академии они читали на греческом и латинском языках курс "свободных искусств". В 1686-93 Л. составили учебники грамматики, пиитики, риторики, логики, физики (в аристотелевском духе) и психологии (не преподавалась), в которые включили ряд методических указаний. В основе преподавания лежали принципы схоластической педагогики, но при этом Л. стремились учитывать национальные и возрастные особенности учеников. В академии Л. применяли элементы взаимного обучения; был создан подготовительный класс "словенского книжного писания". Преподавание латинского языка, физики и философии вызывало раздражение наиболее реакционных церковных кругов, в 1694 Л. были отстранены от работы в академии, в 1698 удалены в монастырь. По выходе из него (1706) Л. продолжали педагогическую деятельность в организованной ими славяно- греческой школе в Новгороде Великом. В 1707 Софроний, а в 1716 Иоанникий вернулись в Москву, преподавали, занимались переводами, писали полемические сочинения против католиков, лютеран, старообрядцев. Создали ряд панегирических произведений, посвященных крупнейшим событиям Петровской эпохи. Большая часть рукописных учебников Л. хранится в Государственном историческом музее и РГБ.

Отличное определение

Неполное определение ↓

ЛИХУДЫ БРАТЬЯ: ИОАННИКИЙ И СОФРОНИЙ

деятели образования в России, педагоги, публицисты и переводчики, братья: Иоанникий (в миру - Иоанн) (1633-1717) и Софроний (в миру - Спиридон) (1652-1730). Происходили из знатного греч. рода, окончили Падуанский ун-т. В 1676-80 Софроний преподавал в школах Греции и в греч. школах Албании и Македонии. В 1685 Л. по приглашению царя Федора Алексеевича и патриарха Иоахима приехали в Москву для организации преподавания в Славяно-греко-латинской академии. Начали свою деятельность в школе при Богоявленском монастыре (с 1687 в составе академии), где преподавали греч. грамматику и риторику. В академии они читали на греч. и лат. яз. курс «свободных иск-в». В 1686-93 Л. составили учебники грамматики, пиитики, риторики, логики, физики (в аристотелевском духе) и психологии (не преподавалась), в к-рые они включили ряд метод. указаний. В основе их преподавания лежали принципы схоластич. педагогики, но при этом Л. стремились учитывать нац. и возрастные особенности учеников. В академии Л. применяли элементы взаимного обучения: ст. ученики обучали младших, был создан подготовит, класс «словенского книжного писания». Учениками и помощниками Л. в академии были Ф. Поликарпов-Орлов и Н. Семенов (Головин), ставшие впоследствии преподавателями академии, а также А. Барсов, Карион Истомин и др.

В полемике между сторонниками греч. и лат. образованности Л. отстаивали интересы грекофилов, хотя считали необходимым изучение латыни. Преподавание лат. яз., физики и философии вызывало раздражение наиболее реакц. церк. кругов, в 1694 Л. были отстранены от работы в академии, в 1698 удалены в монастырь. По выходе из него (1706) про должали пед. деятельность в организованной ими сла-вяно-греч. школе в Новгороде Великом, где читали греч. грамматику, пиитику и риторику по своим учебникам. В 1707 Софроний, а в 1716 Иоанникий вернулись в Москву, преподавали в греч. школе. Л. занимались также переводами, писали полемич. соч. против католиков, лютеран, старообрядцев. Создали ряд панегирич. произведений, посвященных крупнейшим событиям петровской эпохи (взятию Азова, Полтавской битве, Ниш-тадтскому миру и т. п.). В «Слове о Софии» и «Собрании разных филос. предметов» рассмотрели ряд филос. проблем. Редактировали «Трех язычный лексикон» Поликарпова-Орлова и новый перевод Библии.

Софроний (в миру - Спиридон) (1652-1730 гг.)

Деятели образования в России, педагоги, публицисты и переводчики. Происходили из знатного греческого рода, окончили Падуанский университет. В 1676-1680 гг. Софроний преподавал в школах Греции и в греческих школах Албании и Македонии. В 1685 году Лихуды по приглашению царя Фёдора Алексеевича и патриарха Иоахима приехали в Москву для организации преподавания в Славяно-греко-латинской академии. Начали свою деятельность в школе при Богоявленском монастыре (с 1687 года в составе академии), где преподавали греческую грамматику и риторику. В академии они читали на греческом и латинском языках курс "свободных искусств". В 1686-1693 гг. Лихуды составили учебники грамматики, пиитики, риторики, логики, физики (в аристотелевском духе) и психологии (не преподавалась), в которые они включили ряд методических указаний. В основе их преподавания лежали принципы схоластической педагогики, но при этом Лихуды стремились учитывать национальные и возрастные особенности учеников. В академии Лихуды применяли элементы взаимного обучения: старшие ученики обучали младших, был создан подготовительный класс "словенского книжного писания". Учениками и помощниками Лихудов в академии были Ф. Поликарпов-Орлов и Н. Семёнов (Головин), ставшие впоследствии преподавателями академии, а также А. Барсов, Карион Истомин и др.

В полемике между сторонниками греческой и латинской образованности Лихуды отстаивали интересы грекофилов, хотя считали необходимым изучение латыни. Преподавание латинского языка, физики и философии вызывало раздражение наиболее реакционных церковных кругов, в 1694 году Лихуды были отстранены от работы в академии, в 1698 году удалены в монастырь. По выходе из него (1706 г.) продолжали педагогическую деятельность в организованной ими славяно-греческой школе в Новгороде Великом, где читали греческую грамматику, пиитику и риторику по своим учебникам. В 1707 году Софроний, а в 1716 году Иоанникий вернулись в Москву, преподавали в греческой школе. Лихуды занимались также переводами, писали полемические сочинения против католиков, лютеран, старообрядцев. Создали ряд панегирических произведений, посвящённых крупнейшим событиям петровской эпохи (взятию Азова, Полтавской битве, Ништадтскому миру и т. п.). В "Слове о Софии" и "Собрании разных философских предметов" рассмотрели ряд философских проблем. Редактировали "Трёхъязычный лексикон" Поликарпова-Орлова и новый перевод Библии.

Большая часть рукописных учебников Лихудов хранится в Государственном историческом музее и Российской государственной библиотеке.

Литература: Смеловский А., Братья Лихуды и направление теории словесности в их школе, «Журнал Министерства народного просвещения», 1845, т. 45, № 2-3; Сменцовский М. Н., Братья Лихуды, СПБ, 1899; Лермонтова Е. Д., Похвальное слово Лихудов царевне Софье Алексеевне, М., 1910 (с текстом); Копыленко M. M., Рукописная греческая грамматика братьев Лихудов, "Византийский временник", т. XVII, М. - Л., 1960; Фонкич Б. Л., Новые материалы для биографии Лихудов, в кн.: Памятники культуры. Новые открытия. Ежегодник за 1987 г., М., 1988.

Начать обзор деятельности протагонистов российско-венецианских политических, экономических и культурных связей времени Петра Великого справедливо со знаменитых братьев Лихудов, поскольку их труды, как непосредственных предшественников, свидетелей и участников петровских реформ, начались и отчасти продолжились именно в Венеции, а кроме того, еще и потому, что с ней связаны судьбы их непосредственных учеников, таких как Палладий Роговский, Петр Постников, Петр Артемьев. Лихуды учились в Венеции и Падуе, были гражданами республики Святого Марка, здесь же проживала семья старшего брата, Иоанникия. Европейцы по происхождению и культурной формации, они тем не менее большую часть жизни посвятили России, ее нарождающимся науке и образованию, именно поэтому вопрос, правильнее ли говорить, например, об Иоанникии, как о представителе России в Венеции, или же наоборот, оказался существенным в контексте данной статьи, где я попытаюсь открыть особые связи ученых кефалонитян с республикой, подданными которой они были по рождению.

Братья Лихуды приняли участие в воспитании Петра I, они именовали себя «οι της αγιωτάτης βασιλικής τε και αυτοκρατορικής μεγαλειότητος της Μοσκοβίας διδάσκαλοι» (или, как называет себя Иоанникий в записке к венецианскому дожу (см. ниже) «maestro delli serenissimi Tzari di Moscovia et dello stesso Patriarca»). Исключительно важна их роль в становлении светского и богословского образования в России, благодаря их руководству поднялись на высокий уровень Славяно-греко-латинская академия и впоследствии Новгородская школа (с 1706 г.).

Несмотря на обширный пласт исследований, посвященных Лихудам, не все детали их биографии известны историкам. Это связано отчасти с противоречивыми данными источников об их насыщенной событиями жизни, отчасти с тем, что их собственные показания о фактах и событиях, случившихся с ними, часто разнились между собой.

В настоящей статье речь пойдет о неизвестных или малоизвестных фактах из жизни братьев, почерпнутых из итальянских архивов. Коснусь лишь двух периодов их деятельности - 1663-1670 гг. (время учебы Иоанникия и Софрония в Венеции и Падуе) и 1688-1691 гг., когда Иоанникий Лихуд находился в «городе мостов и каналов» в качестве посланника Русского государства. Не ставя целью подробно описать события этих промежутков времени, попытаюсь связать вновь опубликованные архивные материалы, первый из которых касается Софрония, а второй - Иоанникия, с известными фактами их жизни и предложить возможное толкование открытым документам.

К вопросу о пребывании Лихудов в Падуе (1662-1670 гг.)

Одаренные книжники происходили с греческого острова Кефалонии (город Ликсури), входившего во владения Венецианской республики. Так называемое Ионийское семиостровие (Корфу, Паксос, Лефкада, Итака, Кефалония, Закинф, Кифира) постепенно, на протяжении 3 веков, с 1204 г. (начала IV Крестового похода) входило в состав венецианских владений. Архипелаг остался единственной областью с греческим населением, которая к XVIII в. не перешла под власть Оттоманской Порты. Венеция была для ионийских греков желанной целью, средоточием образования, центром свободного эллинизма. Конечно, степень религиозной свободы в значительной мере ограничивалась местными духовными властями, но большая потребность политического руководства республики в греческих солдатах, моряках и торговцах понижала градус антиправославной активности блюстителей чистоты католической веры.

Именно здесь в те годы процветали греческие типографии и школы: одна из них находилась под руководством знаменитого богослова, впоследствии митрополита Филадельфийского Герасима Влаха, в обучение к которому поступили Лихуды. Вопрос о вхождении в школу и обучении непосредственно у Влаха младшего Лихуда, Спиридона (род. 1652 г.), ставится под сомнение (в частности Б. Л. Фонкичем) на том основании, что он был тогда еще слишком молод (даже если известно, что Герасим после своего ухода с поста руководителя братской школы еще оставался в городе и преподавал частным образом до 1664 г.). Однако ничто не мешает думать, что Спиридон (в монашестве Софроний) к тому времени уже находился в Венеции и проходил начальный курс наук. К сожалению, списки учеников и преподавателей школы греческого братства и другие архивные данные не сохранились, поэтому можно только предполагать, какие предметы и кто в ней преподавал, а также лишь догадываться об именном и количественном составе учеников.

Второй важнейшей школой греческого землячества был знаменитый коллегиум Флангини, основанный по инициативе и на средства адвоката Фомы Флангини в 1626 г. (просуществовал до 1795 г.). В последнем, занимавшем здания, прилегающие к церковному двору, находилась классическая гимназия, куда присылали детей для обучения со всей Греции и островов, находившихся под властью Венеции. Здесь преподавали выдающиеся деятели эллинского рассеяния. В обеих школах в 1689-1690 гг. преподавал известный учитель, «доктор и проповедник великой Христовой Церкви» Илия Минятий (1669-1714 гг.), сам выпускник флангиниевской школы и будущий епископ Керникский и Калавритский. При коллегиуме имелась богатая библиотека.

Полагают, что затем, в 1662 г., братья перебрались в Падую, где предположительно жили в Коттунианском коллегиуме и учились в университете. Однако в университетском архиве отложилась лишь учетная запись о Софронии под 13 мая 1670 г. В своей эпитафии брату (1717 г.), содержащей также ряд автобиографических указаний, Софроний называет Иоанникия просто «учителем философии и богословия», в то время как себя именует «в Патавинском Ликее венчанным» (Εν τω Παταβίω Λυκείω εστεμμένος διδάσκαλος).

Темой греческих студентов, обучавшихся в Падуанском университете, подробно занимался Г. Плюмидис, директор Греческого института в Венеции. Он нашел и опубликовал запись о защите диссертации младшим Лихудом. Характерно, что последний фигурирует уже под своим монашеским именем (при том что в 1670 г. ему едва исполнилось 18 лет!). Впрочем, даже если Софронию на момент поступления в Падуанский университет было 13 лет, возраст не стал помехой в учебе. По утверждению Плюмидиса, такая практика в ту эпоху была не в диковинку.

Вопрос же о том, где жили и учились братья после переезда из Венеции в Падую, при отсутствии документальных свидетельств, а также и определенных автобиографических данных, остается открытым. Сомнительно, чтобы учась в Падуе, они продолжали жить в Венеции. Если в наши дни дорога между этими городами занимает не более часа, то в то время путешествие было более долгим и утомительным. Большинство ученых полагает, что Лихуды поселились в одном из греческих коллегиумов Падуи - святого Иоанна Предтечи или «Палеокапа». Бумаги греческих школ Падуи хранятся в Древнем архиве Падуанского университета (AAUD, папка 732, меньшая часть), в Государственном архиве Венеции (ASVe, фонд Riformatori allo studio di Padova, папки 498, 499) и в Государственном архиве Падуи (ASP, фонд Clero secolare, busta 3, fasc. 1, 2, 3), однако никаких сведений о Лихудах там нет. Вполне вероятно, что они не были записаны в реестр коллегиума, даже если и проживали в нем, а, возможно, и учились. Как упомянуто выше, Иоанникий не имел диплома, тогда как Софроний упоминается лишь при сдаче им выпускных экзаменов.

М. Н. Сменцовский пишет: «Возвратившись на родину в 1670-м году, старший из братьев Иван (Иоанникий) женился и был поставлен… во священники». Об этом говорится в биографической справке к их произведению «Мечец духовный». Однако в челобитной царям с просьбой об отъезде в Венецию, представленной на рассмотрение в начале 1688 г., Иоанникий напоминает, что оставил там троих детей, старшему из которых, Николаю, исполнилось к тому времени 26 лет. Таким образом, Иоанникий уже в 1662 г. имел на руках первенца и вряд ли жил в Коттуниануме вместе с Софронием. Тем не менее младший из братьев, Софроний, получил образование именно в коллегиуме, где и жил, а когда оказался готов к прохождению испытания, смог записаться на сдачу экзамена экстерном. Это подтверждают их собственные слова о том, что в течение 9 лет они слушали уроки «словеснейшего и мудрейшего иеромонаха Арсения Каллудиева» и получили докторские дипломы. В те годы Арсений сам был еще студентом и не имел права преподавать в университете, хотя, конечно, мог вести лекции в Коттуниануме, будучи его директором.

Настоящим летописцем Падуанского университета, без сомнения, является Н. Комнин-Пападополи с его фундаментальной «Историей», из которой можно почерпнуть подробные сведения о 3-м по дате основания (после Болонского и Сорбонны) университете в мире.

О его традициях и порядках пишет также Е. Ф. Шмурло в связи с учебой в «патавинской гимнасии» 3 десятилетия спустя ученика Лихудов Петра Постникова. Он, в частности, рассказывает, как была устроена университетская корпорация. Все студенты разделялись на 2 группы «наций» - «цизальпинскую» и «трансальпинскую». Ко 2-й относились все не-итальянские народы, проживавшие, естественно, в основном к северу от Италии, но также и представители тех народов, которые обитали «за морем», формировавшие «ультрамаринскую» нацию. К ним относились жители Балкан - греки, румыны, иллирийцы и т. д. Университет делился на 2 отделения или факультета - права и искусств. С точки зрения административного управления, это были практически 2 независимых университета. У каждого имелись свои ректор, проректоры и их помощники, избиравшиеся, кстати, из числа действительных учащихся. На первом изучали юриспруденцию и каноническое право, на втором занимались богословием, философией и медициной. Наконец, в университете существовали еще так называемые коллегии - профессиональные объединения докторов на различных факультетах: юриспруденции, медицины и философии и теологии. Будучи не столько преподавательскими корпорациями (не все их члены преподавали в университете), сколько профессиональными комиссиями, принимающими экзамены и имеющими право на выдачу дипломов, эти коллегии были образованы на основании распоряжений Римских пап и назывались поэтому «священными». В 1564 г. во исполнение постановлений Тридентского Собора на волне Контрреформации папа Пий V опубликовал буллу, предписывающую всем, желающим получения академических степеней, произнести католическое исповедание веры. Этот шаг вызвал отток студентов - протестантов и православных - из итальянских университетов.

Венецианское правительство нашло выход из сложившейся ситуации. Первоначально делегировав право присвоения звания доктора «auctoritate veneta» («властью Венецианской республики») одному из профессоров, якобы в видах помощи неимущим студентам и другим категориям школяров (каким - не уточнялось), государственная комиссия, ответственная за функционирование падуанской школы (Riformatori allo studio di Padova), несмотря на протест католической Церкви образовала альтернативные коллегии вначале в «университете» искусств, а потом и права. Они стали называться Collegio Veneto Giurista и Collegio Veneto Artista в отличие от первоначальных трех, которые именовались Sacro Collegio. Именно в Колледжо Венето могли сдавать выпускные экзамены студенты трансальпинских и ультрамаринских «наций».

До сих пор не было известно, какие именно предметы и насколько успешно сдал на выпускном экзамене Софроний Лихуд. В этой связи особо интересен документ - экзаменационный лист, удостоверяющий прохождение испытания Софронием Лихудом и присвоение ему звания доктора философии. Документ состоит из трех частей: презентация кандидата, назначение по жребию пунктов обсуждения, защита и объявление результата.

Приведу его содержание: «Во вторник 13 мая 1670 г. Джироламо Фриджимелика в качестве поручителя (promotor) представил президенту (Колледжо Венето) Карло Ринальдини Софрония Лихуда из Кефалонии и попросил, чтобы были назначены вопросы по философии согласно обычной процедуре, принимая во внимание, что все взносы, необходимые для сдачи экзамена, были полностью заплачены (cum integra ). В четверг 15 мая 1670 г. были определены по жребию пункты обсуждения по философии, взятые из аристотелевских трактатов “О Душе” и “Второй Аналитики”. В пятницу 16 мая 1670 г. в 12.00 часов Софроний Лихуд был вызван в Колледжо Венето и защищал свои пункты по философии в присутствии вице-синдика университета искусств и докторов Карло Ринальдини, Раймондо Фортис, Джироламо Фриджимелика (который впоследствии вручил ему знаки отличия доктора), Антонио Маркетти, Пьетро Франзано, Доменико Маркетти, Анжело Монтаньяна, Джованни Чикала.

Сдал экзамен, точно ответив на вопросы, предложенные ему оппонентами (rigorose tentatus et examinatus tam in reassumendis quam ressolvendis strictissimis obiectionibus sibi per excellentissimos arguentes factis, bene se gessit) Джованни Чикала по логике и Доменико Маркетти по философии, и был аттестован по максимальному баллу (nemine penitus atque penitus ). Свидетели: Ландо Менегина, главный бидель и Маттео Радель, нунций. Карло Торта, секретарь».

Процедура присвоения академических званий включала несколько этапов. Желавший пройти экзамен на степень доктора обращался к одному из профессоров (promotor), который, удостоверившись вначале, что кандидат достаточно подготовлен, должен был ходатайствовать о допущении студента к экзамену. Эта часть называлась «презентацией». Здесь перед президентом коллегии «промотор»-поручитель представлял студента и утверждалась дата экзамена (обычно в течение 3-4 дней с момента презентации). Далее следовала процедура, именовавшаяся «puncta (sorte extracta)» - «вытягивание экзаменационного билета» с той лишь разницей, что тянули его особые punctatores - избранные по жребию 4 члена коллегии и была она несколько более сложной, чем привычная для нас. По традиции, идущей еще из падуанского Кваттроченто, мешочек содержал билеты с набором аристотелевских трактатов, среди которых обязательно присутствовали «Вторая Аналитика», «Физика» и «О Душе». Из трактатов вынимались 2 - по логике и по философии. После этого «пунктаторы» подходили к 8 размеченным мешочкам с цифрами тем. Показав комиссии пустую руку, запускали ее внутрь и вынимали конкретный вопрос, касавшийся толкования какого-то места из Стагирита. Вытягивание «пунктов» имело место накануне назначенного экзамена, и студент имел около суток на подготовку.

Сам экзамен состоял из изложения студентом заданной темы, где требовалось максимально подробно показать ее глубину и решение возможных проблем, а также дискуссии между кандидатом и arguentes - несколькими докторами, избиравшимися из молодежи (аналог «оппонентов»). Затем студент должен был удалиться и присутствовашие члены комиссии (за исключением поручителей) голосовали. Наконец приглашали студента и объявляли о решении комиссии. В случае удачного исхода «промотор» вручал ему знаки отличия доктора - книгу, кольцо, докторскую мантию, а президент коллегии - диплом. Процедура экзамена и вынесения решения проходила в присутствии свидетелей (testes) и протоколировалась секретарем (cancellarius). Балл определялся на основании пропорции поданных голосов: для «отлично» (как в случае с Лихудом) необходимо было абсолютное большинство голосов (nemine penitus atque penitus dissentiente (или discrepante), формулировка «pro maiori parte» обозначала простое большинство и соответствовала нашему «хорошо». Несдавший экзамен назывался «reprobatus».

Из экзаменационного листа Софрония Лихуда видим, что экзаменационную комиссию составляли следующие лица. Медики: Дж. Фриджимелика трижды упоминается у Комнина-Пападополи, как «Comes & Eques, nob. Patavinus» («граф и кавалер, знатный падуанец»). Автор «Истории Падуанского университета» сообщает также, что тот был «Professor in re Medica maximus» и что после его смерти в 1683 г. 1-я кафедра теоретической медицины оставалась вакантной в течение 17 лет из-за отсутствия адекватной замены. Медиками были также А. и Д. Маркетти, отец и сын, специалисты в области анатомии и хирургии. Выходец из Вероны Р. Фортис считался, по словам Пападополи, «Celebrissimus Practicus XVII sæculo». Так, будучи призван императором Леопольдом в Вену для врачебной практики при дворе, удостоен звания «Archiatrus aulæ Cæsareæ». Наконец, А. Монтаньяна был коллегой профессора Фриджимелика, преподавателем 1-й кафедры «экстраординарной», т. е. практической медицины.

Теперь собственно «философы»: Президент Колледжо Венето К. Ринальдини (1615-1698 гг.) заслуженно слыл широкообразованным человеком: философом, богословом, математиком, инженером, естествоиспытателем. Первая женщина - обладательница диплома о высшем образовании - Е. Корнаро Пископия (защитилась 25 июня 1678 г.) - училась под его руководством. Ему же человечество обязано изобретением термометрической шкалы. Прибыв из Тосканы в 1667 г., он уже к 1670 г. стал президентом Колледжо. Один из оппонентов Софрония, Дж. Чикала, приходился братом Иерониму (в монашестве Илариону) Чикала, иеромонаху с Кипра, бывшему до 1662 г. ректором Коттунианума. Воспитанник римского греческого коллегиума, в Падуе он в 1687 г. стал экстраординарным профессором по кафедре философии. Это место в момент сдачи Лихудом докторского экзамена занимал граф П. Франзано, также подписавший экзаменационный протокол.

Как видим, «чистых» философов в приемной комиссии оказалось меньшинство. Хотя факультет был единым, и обычно студенты сдавали обе дисциплины сразу, в этом конкретном случае на экзамене по философии преобладание медиков в комиссии выглядит несколько необычно. Впрочем, тем более достойны высокой оценки доктора медицины, оказавшиеся способными, как Чикала, предложить strictissimes obiectiones по логике и философии.

Пребывание Иоанникия Лихуда в Венеции в 1688-1691 гг. и связанные с этим материалы венецианского архива

Готовясь проанализировать сведения из записок старшего Лихуда, адресованных венецианскому Сенату, и из донесения венецианского посла (байюла) в Константинополе, сделаю сводку уже опубликованных и прокомментированных известий об обстоятельствах приезда братьев в Москву. Это необходимо для того, чтобы понять, какое место в далеко незаконченном информационном пазле жизни «самобратий Лихудиевых» займет новый кусочек этой сложной картины.

Итак, по окончании курса наук (около 1670 г.) Лихуды вернулись в родную Кефалонию и, согласно их автобиографическому свидетельству, находились в почете у властей, и даже сами принимали участие в местном управлении. Затем Софроний отправился для преподавания в разные школы Греции. Через некоторое время они воссоединились на родине и поехали в Константинополь, как говорили, «ко благословению Пресвятейшего Вселенского Патриарха Кир Дионисия». 3 июля 1683 г. они выехали в Россию.

Относительно причин их миссии все представляется вполне понятным. Начиная со 2-й половины XVI в., когда московские государи Иоанн Васильевич и Феодор Иоаннович состояли в переписке с Восточными Патриархами по теме, волновавшей тогдашний греческий православный мир, вопрос устроения духовной школы в пределах Московского государства, где могла бы храниться неповрежденной богословская традиция святых отцов Восточной Церкви, стоял на повестке дня. Тогда возникла идея устройства на Руси высшего училища, которое оказалось бы в состоянии не просто обеспечить ученым знанием Москву, но, возможно, стать новым центром эллинского образования, находившегося в положении изгнанника как у себя на родине, так и за ее пределами. Прерванные Смутой, эти переговоры возобновились при Алексее Михайловиче и Патриархе Филарете, с одной стороны, и Константинопольском Патриархе Кирилле Лукарисе - с другой. Затем, в течение нескольких десятилетий в Москве побывали разные учителя с Востока с целью организации будущего греческо-славянского училища, но обстоятельства всякий раз не позволяли положить начало этому делу.

Сами эллины увещевали государей поскорее открыть школу. Например, митрополит Паисий Лигарид в сочинении «Опровержение челобитной попа Никиты» писал о «скудости» богословского знания на Руси, что явилось причиной возникновения раскола, а лучшим средством к уврачеванию последнего явилось бы учреждение школ, изучать в которых следовало бы, по его мнению, греческую, латинскую и славянскую грамоту. Лигарид также обращал внимание царя на бедственное положение образования в греческих землях, практически повторяя слова Патриарха Мелетия Пигаса.

Желания восточных иерархов совпадали с устремлениями русского правительства и Русской Церкви, но случая, чтобы начать дело систематического образования на Руси, не представлялось в первую очередь из-за недостатка квалифицированных учителей. В тот же период предпринимались попытки открыть училище в латинском духе. Так, Антоний Поссевин предлагал Ивану Грозному направлять русских молодых людей в Европу, а также планировал открывать католические училища в Западной Руси. Эти проекты по инициативе иезуитов возникали и в правление Бориса Годунова.

Ясно, что когда речь шла об открытии школ латинского образца в интересующий нас период, отнюдь не подразумеваются семинарии и университеты с преподаванием доктрины католицизма. Как известно, именно в XVII столетии переживали расцвет киевские школы, самая известная из которых - Киево-Могилянская академия - была устроена по образу латинских коллегий. Таким образом, сторонники такого рода преподавания и административного устройства необязательно являлись католиками или филокатоликами, но, конечно, следовали западным - католическим и протестантским - стандартам в обучении и устройстве училищ.

Подобная партия начала действовать во времена Алексея Михайловича и, особенно, при его сыне Федоре. Ее возглавил Симеон Полоцкий, а затем его ученик Сильвестр Медведев, начальствовавший в школе Заиконоспасского монастыря до открытия там в 1687 г. собственно Славяно-греко-латинской академии, во главе которой впоследствии и поставили Лихудов. Первоначально именно Симеон, приближенный царей Алексея и Феодора, мыслился во главе будущего русского университета и для этой цели подготовил устав последнего - Привиллегию, оговаривавшую права будущей высшей школы.

Западникам противостояла «грекофильская» партия книжников, покровительствуемая Патриархом Иоакимом. Это были, во-первых, киевский ученый Епифаний Славинецкий, приехавший в Москву еще при Никоне для книжной справы, и чудовский инок Евфимий, ученик последнего, а затем и Лихудов, талантливый самоучка - переводчик, полемист, библиограф. Кроме того, в столице действовала еще одна, так называемая типографская школа, возглавляемая иеромонахом Тимофеем, родом русским, 14 лет перед этим прожившим на Востоке. Конечно, обе школы были лишь начальными училищами, не претендовавшими на правильное высшее гуманитарное образование.

На фоне разномыслий между партиями книжников и неудач с выбором преподавателей, о которых велась интенсивная переписка и которые приезжали в Москву, но никто так и не прижился, 6 марта 1685 г. после долгого путешествия, длившегося почти 2 года (через Валахию, Трансильванию, Польшу и Украину), в первопрестольную прибыли Лихуды. Хотелось бы понять: «Кто пригласил (или направил) братьев в Россию?». М. Сменцовский подробно разбирает этот вопрос. Об их периоде жизни между Падуей и Москвой (1670-1683 гг.) известно лишь с их слов, и в основном это сведения об их успешной светской и духовной карьере в родной Кефалонии и в материковой Греции, а также сообщение о путешествии на корабле «Дельфин» и о пребывании в Константинополе, откуда спустя 5 месяцев братья направились в Россию. Обратим внимание, что на родине, по словам Лихудов, они получили от венецианских властей право потомственного гражданства, а также особую привилегию ношения княжеского одеяния.

В Москву их направлял по их же показаниям, отличавшимся в разные моменты времени, то Константинопольский Патриарх Дионисий, то он же, но вместе с Александрийским Патриархом, то Собор Восточных Патриархов. Причем первоначально Лихуды говорили, что просьба об этом прозвучала со стороны Федора Алексеевича, и об участии в этом деле Прокофия Возницына, который в 1682 г. посетил с посольством Константинополь. Во всех списках «Мечца духовного» имеется грамота Вселенских Патриархов и послание Иерусалимского Патриарха Досифея. Очевидно, что ученые кефалонийцы весьма дорожили этими документами, подтверждавшими их достоинство и полномочия. Эти рекомендательные письма они получили в 1683 г. при их отправлении в Россию и от их покровителя, Патриарха Досифея, писавшего царям из Угровлахии (29 апреля 1691 г.). В последнем «он восхваляет их род и превозносит их достижения». Вскоре, впрочем, Досифей изменил свое мнение о Лихудах на прямо противоположное.

Первым подробно остановился на разночтениях в показаниях Лихудов относительно их миссии Сильвестр Медведев. Конечно, у него было достаточно оснований не любить братьев как лидеров грекофильской партии в Москве, а заодно и как «захватчиков» территории Заиконоспасского монастыря, в котором до Славяно-греко-латинской академии располагалась его школа и «строителем» которого он являлся. В пылу полемики по вопросу о времени пресуществления Святых Даров Сильвестр обличал греков в отступлении от православной веры, а заодно и в соглядатайстве в пользу турок. Свой памфлет «Известие истинное» Медведев опубликовал в сентябре 1688 г., т. е. задолго до того, как на Лихудов обрушился Патриарх Досифей. Медведев небезосновательно утверждал, что проезжая грамота вовсе не есть рекомендательное письмо. Он замечал также, что в случае надобности царский посол, будучи на берегах Босфора, обратился бы к Константинопольскому Патриарху, и последний в свою очередь отписал бы царям об учителях.

В свою очередь в письме к царям, направленном в августе 1693 г., Патриарх Досифей излагал собственную версию направления братьев в Россию, согласно которой Патриарх Московский Иоаким обратился к нему, Досифею, через жившего в Москве греческого иеродиакона Мелетия с просьбой о подыскании учителей «еллинскаго языка», в каковом деле, согласно Иерусалимскому Патриарху, у Иоакима было согласие с желанием и самого царя Феодора Алексеевича. Лихуды же эти обстоятельства описывают по-другому и неодинаково. Так, на предварительном расспросе у гетмана Самойловича они показали, что по просьбе царя Феодора, переданной через тогдашнего посла в Царьграде Прокофия Возницына (1682 г.), направил их Патриарх Константинопольский Дионисий, который на основании этого обращения якобы вызвал их «из городов Фессалонийских». На расспросе в Посольском приказе в марте 1685 г. они сообщали уже, что Возницын просил о помощи в деле поиска учителей не у Константинопольского, а у Александрийского и Антиохийского Патриархов. В предисловии к полемическому трактату «Акос» они утверждали, что их послал Собор Восточных Патриархов (кроме Антиохийского), епископов и клириков по запросу царя, сделанному через Возницына. Наконец, в автобиографиях, помещенных в «Мечце» и «Известии истинном», они говорят о Соборе всех Восточных Патриархов, при этом не упоминая о царе Феодоре и после Возницыне.

О роли Патриарха Досифея в их миссии они говорили максимально сжато, хотя похоже, что именно он в действительности и являлся ее основной движущей силой. Не упоминают они и об их почти полугодовом пребывании на иерусалимском подворье в Константинополе в качестве как раз гостей Досифея, и о том, что он ссудил их деньгами на дорогу. Известно, что царь Феодор, питомец Симеона Полоцкого, не слишком благоволил грекам и восточной учености и потому вряд ли ходатайствовал о присылке дидаскалов, да и «статейные списки» московского посла молчат о задании найти учителей или о каких-либо переговорах на эту тему с греческими иерархами.

Скорее всего, именно Иерусалимский Патриарх старался о направлении Лихудов, будучи очень внимательным к развитию школьного дела на Руси. И вот «плодом» этих хлопот и расположения к братьям явилось их неприязненное отношение к его племяннику, архимандриту Хрисанфу, прибывшему в конце 1692 г. в Москву для организации там греческой типографии, мегапроекта, который должен был утолить книжный голод на православном Востоке и, что особенно важно, ответить на католический прозелитизм среди православных на Руси и Балканах. Предполагалось, что Лихуды станут помощниками Хрисанфа в этом деле, но ожидания Досифея не оправдались.

В своем письме Патриарху Иоакиму от 10 августа 1693 г. Иерусалимский Патриарх с гневом писал об их коварстве, упоминая случаи с архимандритом Исайей и с лжеепископом Акакием и обвиняя их в занятиях торговлей и присвоении княжеского титула. Одновременно с этим посланием он написал похожее письмо царям и самим Лихудам. В первом он пространнее излагал свои обвинения, в частности упоминал о том, что Иоанникий, присвоив собственность покойного иеродиакона Мелетия, ездил торговать на эти деньги в Венецию. Во втором Досифей с горечью напоминает Лихудам о помощи им в Константинополе, не забывая, что им были даны его «грамоты заступительные», которые, как упоминалось выше, они по какой-то причине не захотели предъявить в Посольском приказе.

Разбирая обвинения в адрес братьев со стороны Патриарха Досифея, Н. Ф. Каптерев принял сторону Лихудов в вопросе о наследстве Мелетия, приводя доказательства того, что деньги истрачены ими не на себя, тем более что, как полагает исследователь, поездка Иоанникия в Венецию была предпринята «по приказу царя для выполнения царских поручений, а не для торговли». Это утверждение позволю себе поставить под сомнение, поскольку на основании анализа имеющихся документов можно утверждать, что путешествие являлось целиком и полностью инициативой самого Иоанникия.

Что касается упомянутого Акакия, то русские исследователи не комментируют причины поддержки его Лихудами. Племянник Иерусалимского Первоиерарха архимандрит Хрисанф настаивает, что помощь ему со стороны учителей оказывалась исключительно с целью доставить вред его дяде, подвергшего их перед этим критике. Но, возможно, дело обстояло иначе. Вероятно, Акакий (он же Арсений) был греком из венецианских владений и мог знать о тех поручениях, которые давались братьям венецианским правительством (об этом ниже), а, может быть, и о расписке, выданной ими польским властям во время их пребывания у короля по дороге в Москву и оказавшейся впоследствии в Венеции, поэтому их помощь могла стать платой за его молчание.

С поездкой старшего Лихуда в Венецию связана еще одна история, ставшая для Патриарха Досифея очередным раздражителем против братьев. Речь идет о событиях вокруг приезда в Москву за милостыней настоятеля афонского монастыря святого Павла архимандрита Исайи. Последний прибыл не только за материальным вспомоществованием, но привез с собой из Валахии письма тамошнего господаря Щербана Кантакузина, бывшего Константинопольского Патриарха Дионисия и Сербского Патриарха, в которых содержалась просьба о вооруженной помощи православным Востока. На обратном пути архимандрита задержали в Австрии по доносу одного из валашских сановников и бросили в тюрьму. В конце 1690 - начале 1691 г. проездом из Венеции в Вене находился Иоанникий, возвращавшийся в Москву. Исайя просил Лихуда ходатайствовать за него перед государями, чего последний не сделал, хотя афонит дважды слал ему из тюрьмы отчаянные послания. Архимадрит впоследствии пожаловался на такую неотзывчивость Лихуда Досифею.

В конце 1694 г. Лихуды были все-таки отстранены от преподавания в Академии по усиленным просьбам Досифея и Хрисанфа на фоне их поддержки упомянутого Акакия-Арсения, к тому времени сосланного в Казань. В переписке с Патриархом Адрианом архимандрит Хрисанф постоянно связывал братьев и Акакия, обвиняя их в помощи с отправкой писем епископа, содержащих обвинения против Иерусалимского Патриарха и адресованных французскому посланнику в Константинополе для использования перед турецкими властями. Об этом писал Патриарху Адриану и сам Досифей, постоянно требовавший удаления Лихудов из столицы. Кроме того, на их увольнение повлияло поведение братьев в деле старшего сына Иоанникия Николая. Тем не менее они продолжали жить в Москве и преподавали там итальянский язык. Положение дидаскалов оставалось довольно прочным даже после их переселения в 1698 г. в Новоспасский монастырь под надзор, куда они попали в результате дела диакона Петра Артемьева (ученика Академии, сопровождавшего старшего Лихуда в его поездке в Венецию), и где пробыли до начала 1704 г. Артемьев был осужден по приговору суда и сослан, причем его показания ухудшили репутацию Лихудов.

Наконец, в начале 1704 г. на Лихудов поступил донос со стороны Саввы Рагузинского. Он, как и несколькими годами ранее Патриарх Досифей, вероятнее всего, обвинил их в соглядатайстве в пользу турок, поскольку указ, который последовал за его письмом, гласил: «Старцев учителей Иоанникия и Софрония Лихудиев с детьми и с людьми их для приезду турецкого посла Мустафы-аги сослать из Москвы в дальний монастырь до его великого государя указу». Их действительно отправили вначале в Ипатьевский монастырь, а потом в Новгород, откуда в Москву прежде вернулся Софроний (1709 г.), а в 1716 г. Иоанникий. Таким образом, вновь в истории Лихудов возникла «шпионская версия» и вновь от Медведева через Досифея с Хрисанфом к Рагузинскому прошел «турецкий след». Если он и был, то только ли он один? В те времена политика близко соприкасалась с религией, и представители духовного сословия поневоле попадали в заложники политических интересов властей.

Интенсификация дипломатических контактов между Россией и европейскими державами, в частности, Венецией, обмен грамотами, дипломатический трафик и т. п. стали предвестниками выхода России на международную арену и потому должны быть непосредственно поставлены в отношение к следующему временно му отрезку, начавшемуся с падением правительницы Софьи в 1689 г. и приходом к власти Петра I (пусть и не в начале его самостоятельного правления). В очень острый период 2-го Крымского похода и последующей внутриполитической нестабильности в Московском государстве оказался в Светлейшей посланником тот, кто был уже давно и хорошо знаком с ней - Иоанникий Лихуд, иеромонах, профессор богословия, ученый, но отнюдь не дипломат.

О «венецианском следе» в жизни братьев имеет смысл вспомнить именно в связи с поездкой старшего Лихуда в Венецию в 1688-1691 гг. Как уже упоминалось, старший брат отпросился туда для устройства своих семейных дел и для разрешения проблемы с выданной Лихудами польскому королю расписки, в которой они обязывались, по их словам, вновь вернуться в земли Короны, хотя о подлинном содержании этой бумаги ничего не известно. Политическая же составляющая поездки была следующей. Крымские походы требовали от Русского государства большого напряжения сил, но они являлись необходимой частью того политического союза, в который де-факто вошла Россия после заключения «Вечного мира» с Польшей в 1686 г. Все эти договоренности стали несомненными достижениями голицынской дипломатии, но они же влекли за собой союзнические обязательства России, которая, не будучи формально участником «Священной лиги», должна была аннулировать мирные договоры с османами и начать против них военные действия. Поездка дьяка И. Волкова в 1687 г. в Вену и Венецию имела целью официально объявить о «Вечном мире» и о готовности войти в коалицию, первым плодом которой стал Крымский поход.

Иоанникий приехал в лагуну уже после обмена грамотами в 1687 г. и летней кампании в рамках 1-го Крымского похода. Он выехал из Москвы 6 марта 1688 г., чтобы вернуться лишь в 1691 г. Обстоятельства пребывания Иоанникия в Венеции проанализировал Сменцовский, а его переписка собрана в «Памятниках дипломатических сношений…». Практически Лихуд выполнял лишь функции гонца, так как никаких специальных поручений по ведению переговоров ему первоначально не давалось. И даже после, когда по его настоянию его произвели в чин «посланного», ему не давали иных инструкций, как только вручать грамоты и писать через почту о новостях. Такое отношение может быть вполне истолковано как недоверие московских властей к пришлому греку, тем более венецианскому подданному, ведь буквально за год перед этим из Вены в Венецию приезжал дьяк И. Волков, статейный список которого снабжен обыкновенными для русских послов подробнейшими инструкциями по ведению переговоров.

До сих пор не до конца понятны все обстоятельства столь долгого нахождения Иоанникия на посольстве. Сам он обещал в своей челобитной: «Токмо два месяца тамо поживу, кроме путешествия четыре или пять месяцев сходити и приити, да управлю детишки мои и отческое наше стяжание, чтобы не пропало и не разорилося». За это время он обещал или женить старшего сына Николая, или подыскать детям нового опекуна взамен умершего Константина Метакса.

1688 г. ушел на то, чтобы приобрести нужный посланнический статус для подобающего отправления посольства. Необходим он был, однако, именно Лихуду, а не московскому правительству, изначально не посчитавшему необходимым возвести его в этот ранг. Грек же хотел им стать, по его словам, ради чести ему и его семье, но отнюдь не ради наилучшего исполнения возложенных на него обязанностей. Дело в том, что к верительной грамоте, приложенной к царскому письму от 13 февраля 1688 г., которое собственно привез Иоанникий, не положили латинский перевод. Таким образом, после приема у вице-дожа 23 июня 1688 г. вместо того, чтобы согласно своему обещанию, вернуться в Москву, Иоанникий 21 сентября 1688 г. (через 3 месяца после аудиенции!) просил В. В. Голицына назначить его посланником и одновременно отправлял с товарами, приобретенными им якобы «про обиход царский», своих сыновей, Николая и Анастаса, прибывших в Москву в марте 1689 г.

В деле с 1-й грамотой (от 13 февраля 1688 г.) имеет место одно несоответствие. Как явствует из письма дожа царям от 24 апреля 1688 г., в венецианском правительстве не только знали о содержании этой царской грамоты (с поздравлениями о взятии Кастельново в Иллирике), но и по-видимому, уже прежде встречались с Лихудом, который ее и передал. Неясно, зачем потребовался прием у дожа 23 июня 1688 г., если посещение Иоанникием Палаццо Дукале состоялось в апреле, и ответ, направленный в Москву еще 24 апреля, прочитали в Посольском приказе 20 июня, за 3 дня до (2-й?) аудиенции, данной Лихуду вице-дожем, притом что, по всей вероятности, перевод кредитивной грамоты среди документов находился изначально. На записке Лихуда, содержащей его речь перед властями 23 июня 1688 г. и приложенной к царской грамоте, нет даты, поэтому вполне возможно, что традиционная датировка может быть оспорена в пользу более ранней, 24 апреля (см. об этой записке ниже).

Относительно же наличия или отсутствия перевода «похвалительной», т. е. верительной грамоты сказать что-либо крайне сложно. Вполне возможно, что Лихуд воспользовался мнимым ее отсутствием как поводом для того, чтобы испросить себе чин посланника, под благовидным предлогом перевезти в Россию сыновей и (под их надзором) приобретенные товары. Именно как вещи «про обиход царского величества» Лихуд представил их венецианской таможне, чтобы избежать налогообложения.

Эта его хитрость в самом скором времени открылась после инцидента в Вене, где остановились его дети, направлявшиеся с товаром в Москву. В столице империи с ними случилась досадная неприятность - загорелся постоялый двор, где они остановились, и в пожаре обвинили молодых Лихудов, а товары арестовали, чтобы использовать их для покрытия ущерба от пожара. Софроний Лихуд по приезде братьев в Москву направил В. В. Голицыну челобитную, где просил его о помощи, выставляя детей Иоанникия невиновными. Софроний же писал Голицыну со слов брата, что тот «взял четыре портище золотные изряднейшие новаго дела, что еще такие в Венеции не выхаживали, - два благочестивейшим государем царем, третье благоверной государыне царевне, а четвертое велможности твоей, с некими иными вещми, еще прислал же с ними две коробки красок самых добрых венецыйских». Возможно, Софроний в отличие от Голицына не знал об обмане, однако необходимость в братьях как в учителях, побудила последнего пойти навстречу и написать канцлеру Кениксеку письмо с просьбой отдать удержанное, признав, что оно «по их царскаго величества указу купленное». Из протокола Посольского приказа, составленного в 1691 г. по случаю приема цесарского посланника Курца, явствует, что это оказалось неправдой. Товары же, выкупленные императором за 5 тыс. талеров, были отданы Лихуду. Таким образом, Патриарх Досифей недалеко находился от истины, когда говорил, что Иоанникий ездил в Венецию торговать, в чем был согласен с Голицыным, который писал,что Лихуд послан туда «для некоторых купецких потреб».

Сам Иоанникий вынужден был отправиться в Вену для вызволения задержанных товаров. Именно там он встретился со Спиридоном Остафьевым, доставившим ему для передачи дожу царскую грамоту от 13 декабря 1688 г. и «похвалительную грамоту» с латинским переводом для него самого. 22 апреля 1689 г. он вернулся из Вены в Венецию, не достигнув своей цели, т. е. нисколько не продвинув дело с арестованными товарами. Но и там его ждало разочарование. Грамота не содержала никакого намека на «посла» или «посланника» несмотря на чрезвычайно милостивый, даже дружеский тон голицынского приватного письма, в котором тот сообщал Иоанникию об удовлетворении его просьбы о назначении таковым. Славянский текст царского письма, адресованного дожу, содержит лишь термин «посланный». Желанной же верительной Иоанникию из Москвы так и не прислали. В любом случае в Венецианском государственном архиве царской грамоты нет, ее подлинник находится в Москве.

Наконец, 25 мая 1689 г. Иоанникий сообщил Голицыну о результатах своей деятельности и о нежелании венецианцев признать его за посла. Ответом ему стала царская грамота дожу от 31 июля: в ней говорилось об успехах русского оружия во 2-м Крымском походе, но вновь ни слова не было о полномочиях Лихуда, а наоборот цари просили «посланному своему немедленнаго отпуску», что не входило в планы Иоанникия. Этого письма в Государственном архиве Венеции также нет, его содержание известно из «Памятников дипломатических сношений…».

Падение Софьи и Голицына оставили Лихуда в городе Святого Марка без каких-либо перспектив в посольском деле. Неизвестно, чем он занимался с середины 1689 по начало 1891 г., т. е. около полутора лет. Ряд рукописей, хранящихся ныне в Российской государственной библиотеке и принадлежащих перу Иоанникия, датированы как раз периодом его пребывания в Италии. Таким образом, можно думать, что Лихуд не прерывал ученых занятий, находясь в Венеции и Падуе, где, как он сам пишет, прожил 3 месяца из-за болезни.

Сотрудники Посольского приказа, разбирая его дело в начале 1691 г., лаконично сообщали: «А ныне он Иоаникий Ликудий, в Венеции за чем живет, о том к В. Г-рем не пишет». Кстати, там же, в решении царей по делу об арестованных товарах, содержится разрешение Софронию Лихуду и детям Иоанникия Анастасу и Николаю отправиться в Вену забрать их. Однако, по всей видимости, их привез сам Иоанникий, который как раз в начале 1691 г. был проездом в Вене, направляясь в Москву.

О собственно дипломатической активности Иоанникия можно судить, во-первых, по 2 его письмам, отправленным В. В. Голицыну в сентябре 1688 г. и в мае 1689 г., где содержатся сведения о тогдашних настроениях среди балканских народов - теме, уже упоминавшейся в связи с миссией афонского архимандрита Исайи. 21 сентября он писал Оберегателю по результатам его приема у вице-дожа: «Взят был я здесь в полату к князю и подал с достойной честию царские грамоты… и совершая орацыю, в которую учинил я слог такой, в которой вся, елика велел мне ясно велможность твоя говорити, объявил». В этом же письме он лишь приводит аргументы в пользу назначения его посланником и его кулуарные переговоры, в которых «многие от начальных людей сей Речи Посполитой» спрашивали его, не желают ли государи московские венчаться на престоле Константинопольском, на что он отвечал положительно, приводя аргументы в пользу такого намерения царей. «Начальные же люди» ему говорили, что для такого дела ныне самое удобное время.

Похожая тема развивается в его 2-м письме в Москву, от 23 мая 1689 г., уже на имя царей. Новости правда излагались преимущественно венские, поскольку Иоанникий только перед этим прибыл из столицы империи. Он утверждал, что у него завязались самые тесные контакты с представителями балканских княжеств, находящихся в зависимости от турок. Все они просили помощи у России - новый крымский поход, по их мнению, должен стать балканским походом. Проблематика, озвученная представителями румынских и сербских деспотатов, полностью совпадает с темой миссии архимандрита Исайи.

В сентябрьском письме на имя Голицына имеется также упоминание о связях Иоанникия Лихуда с греческой церковью святого Георгия. Дважды - 14 и 17 сентября - он присутствовал на архиерейских литургиях, где сугубо молились за государей и за царевну Софью. Тогда митрополитом Филадельфийским был филокатолик Мелетий Типальд, наследовавший Герасиму Влаху в 1685 г. Кстати, последний являлся одним из иерархов, призывавших московских царей к освобождению православного Востока. В. Татакис даже считает его первым представителем эллинов, обратившимся (в 1656 г.) с «ободрительным словом» (παραθαρρυντικός λόγος) к Алексею Михайловичу.

Тема освобождения православного Востока развивалась не только греками. Эту же аргументацию использовали и западные партнеры России по антиосманской коалиции, чтобы побудить ее к активным военным действиям. Конечно, ни Австрия, ни Венеция не хотели бы видеть русских в Константинополе, однако понимая, что эта цель неосуществима, они раззадоривали Москву с целью оттянуть наибольшее количество войск султана для борьбы со стрельцами и казаками на севере.

Итак, Иоанникий докладывал, что сербы и румыны в Вене и венецианцы во дворце дожей говорят о походе русских на Константинополь, как об осуществимом деле. Несомненно, Лихуд, как представитель греческой нации и как посланник, разделял позицию своих собеседников и даже сам (не имея на то полномочий) говорил венецианцам в ответ на их вопрос о том, желают ли государи московские венчаться на престоле Константинопольском: «истинно, что желают».

На самом деле о трудах Лихуда на дипломатическом поприще можно также судить на основании еще одной серии записок, адресованных на этот раз властям Республики, самой яркой из которых является его речь, произнесенная в Сенате 23 июня 1688 г. Как уже упоминалось выше, царскую грамоту с извещением о 1-м Крымском походе в кабинете дожа читали еще в апреле, а 20 июня ответ на нее дожа находился уже в Посольском приказе, так что сама речь Лихуда могла быть подготовлена к более раннему сроку, однако официальная аудиенция имела место в июне.

Записки Иоанникия Лихуда, хранящиеся в Государственном архиве Венеции

В Государственном архиве Венеции в разделе дипломатической переписки, точнее среди писем, адресованных московскими царями венецианским дожам, сохранилось несколько автографов Иоанникия Лихуда. Как указывалось выше, эти письма напечатал еще академик Шмурло, а в наше время они опубликованы М. Ди Сальво. Однако в связи с тем, что оба издания в России относятся скорее к числу библиографических редкостей, а также по той причине, что сопоставление их содержания с вводимым в научный оборот венецианским источником (докладом байюла Дона) лучше проиллюстрирует интересующую нас тему, в сносках я приведу наиболее важные документы в русском переводе.

1. Первая записка, относящаяся к дипломатической миссии Лихуда, представляет собой краткий отчет о приеме посланника у вице-дожа Барбариго, составленный секретарем-церемониймейстером. Она повествует, во-первых, о приходе Иоанникия и вручении им царской грамоты, во-вторых, содержит тезисы ответа вице-дожа иеромонаху. Этот документ датирован 23 июня 1688 г.

2. Первый автограф Иоанникия (№ 31) находим в приложении к царской грамоте от 13 февраля 1688 г., той самой, с которой он прибыл в Венецию, имел целью напомнить о себе перед аудиенцией, полученной им в Палаццо Дукале 23 июня 1688 г.

3. Речь Иоанникия, прочитанная им на приеме у вице-дожа (№ 25) - без сомнения, самый интересный документ лихудиевой миссии, проливающий свет на обстоятельства появления «самобратий» в России, а также демонстрирующий в нем блестящее знание итальянского языка и владение ораторским искусством. Об этом приеме Лихуд говорил впоследствии в своем письме Оберегателю: «И взят был я здесь в полату к князю и подал с достойной честию царские грамоты в руки наместнику княжему, потому что сам князь на море с караваном пребывает, и совершая орацыю, в которой я учинил слог такой, в которой вся, елика велел мне ясновельможность твоя говорити, объявил».

Речь Иоанникия Лихуда на аудиенции у вице-дожа 23 июня 1688 г. напоминает больше слова преданного гражданина Венеции, чем речь русского посла, обязанного заботиться о престиже своего государства. Такие фразы как «дела, которые до известной степени заслуживают благосклонного внимания», «неизменно верноподданный», «нашей армии» или иные, конечно же, не могли быть одобрены московским правительством, узнай об этом в Посольском приказе. Сам Лихуд, естественно, сообщал о правильном исполнении посольства и о достигнутых результатах. Из его речи мы узнаем, зачем собственно он должен был еще говорить что-то от себя. Цари просили его устно передать их пожелание: не останавливать военные действия без согласования с ними, опасаясь оказаться один на один с сильным врагом. Льстивые похвалы Светлейшей республике чередуются с упоминанием о собственных заслугах. При этом Лихуд дважды - в начале и конце орации - ссылается на Джамбаттиста Донато, байюла республики в Константинополе, якобы направившего братьев в Московию. Он упоминает об этом еще в одной записке, последней, так называемом мемориале (№ 29), о котором речь пойдет ниже.

Одно время считалось, что доклад Донато, представленный Сенату по окончании его мандата, утерян, однако его текст был опубликован в серии Relazioni ambasciatori veneti al senatо. На основании этого документа можно сделать вывод, что перед отправлением в Россию ученые греки поддерживали связь с Донато, который дал им поручения специального характера. Последний, описывая состояние русско-турецких дипломатических отношений, довольно нестабильных из-за интриг тогдашнего великого визиря Кара-паши, упоминает неудачную миссию русского гонца Тарасова. Говоря о попытках визиря посеять вражду между Россией и Польшей и о том, что сам Донато в силу своего срочного отъезда из Царьграда не успел получить точных сведений по этому вопросу, он добавляет: «Вместе с тем, однако, для получения новостей обо всем я вошел в согласие с двумя братьями из дома Левкады (sic!), подданными Серенессимы из Кефалонии, одним монахом, другим иеромонахом, которые направляются в Московию для обучения молодежи и надежно защищены благодаря врученным им инструкциям и шифрам». Здесь налицо неправильное произношение фамилии Лихудов - Leucadi, а также неверно указан сан одного из братьев - оба они были иеромонахами. Однако очевидно, что речь идет именно о наших кефалонитянах, тем более что и сам Иоанникий в своих записках это подтверждает.

Как видим, Патриарх Досифей в целом не ошибся в том, что на братьев могла быть возложена миссия особого характера, сделав лишь неправильный вывод относительно ее заказчиков. Он подозревал османов, а следовало подумать о Республике, гражданами которой являлись Лихуды, и где проживали их родственники. В связи с этой темой интересен эпизод с их пребыванием на территории Польши в 1684 г. Сами братья об этом говорят в автобиографической справке-приложении к «Мечцу духовному». Из их показаний, которые резюмируют М. Сменцовский и греческие биографы (в том же ключе, что и он, но с небольшими вариациями), явствует, что Лихуды фактически бежали из пределов Короны из-за противодействия иезуитов их миссии в Московии. Однако, согласно опубликованному Д. Папастрату письму грека Хаджикирьяка Синайскому архиепископу Афанасию, Лихуды отнюдь не бежали из Польши, но были вывезены с честью в золотой карете и переданы гетману Самойловичу. Там же, в письме, перечисляются аргументы, которые Хаджикирьяк, влиятельный человек при дворе и доверенное лицо Яна Собесского, изложил королю, чтобы тот отпустил братьев. Именно в этом разговоре он, разубеждая монарха в том, что они являются агентами Порты (а именно в этом было подозрение короля, как и Патриарха Досифея впоследствии), напоминает об их происхождении из венецианских пределов, а также об их возможном положительном влиянии на царей. После этого разговора последовал их, до того момента фактически находившихся под стражей, торжественный вызов ко двору, роскошный обед в присутствии августейших особ и придворных со здравицами в честь московских царей и венецианского дожа, а затем почетные проводы на глазах у всесильных львовских иезуитов.

Опасения Собесского заключались именно в том, что братья, являясь, по его мнению, агентами султана, направлялись в Москву, чтобы убедить царей расторгнуть мирный договор с Польшей, с таким трудом подписанный в 1686 г. Видимо, грек успокоил короля, приведя какие-то веские доводы, и один из них он называет прямо: они - венецианские подданные и, следовательно, могут играть только в пользу дальнейших действий против Турции, а не наоборот.

4. Записка, в которой Лихуд просит освободить от пошлины вещи, приобретенные для царского дома. Как уже упоминалось, эти товары Иоанникий в конце концов оставил у себя и покупал их, видимо, изначально для своих целей. Записка без даты, как и прочие автографы учителя, однако легко датируется сентябрем 1688 г. - временем составления его письма Голицыну, в котором он сообщает о направлении сыновей с товарами в Москву.

5. Документ, представляющий собой заметку секретаря-церемониймейстера о посещении русским посланником венецианского Сената. Датируется 12 августа 1689 г., повествует о том, как некий греческий монах в сопровождении 4 человек явился с царской грамотой и передал ее вице-дожу. Грамота, написанная, естественно, по-русски, осталась не прочитана из-за того, что при ней не оказалось перевода. Посланник удалился, не сказав ни слова. М. Ди Сальво считает, что Шмурло ошибся, идентифицировав монаха, упомянутого в записке, с Иоанникием.

Действительно, странно, что секретарь, который знал Лихуда и 23 июня 1688 г. составил аналогичную записку о его первом (по крайней мере, официальном) посещении Сената (почерк документов совпадает), сейчас называет его просто «un monaco greco», тогда как при всех противоречиях в вопросе о признании за Лихудом титула посла венецианцы все же прекрасно знали, что он уже более года проживал в лагуне и имел соответствующий статус. Значит, чиновник не знал этого монаха. Секретарь заканчивает свою заметку словами: «Письмо было затем переведено и оно следующего содержания» (Fu tradotta poi la lettera et è la seguente). Иоанникий мог бы вручить лишь царскую грамоту от 31 июля 1689 г., но это вряд ли произошло 12 августа, ибо даже самая быстрая почта не сумела бы доставить письмо за 12 дней. Кроме того, письмо в венецианском архиве отсутствует. Вероятно, его Лихуд тоже не передал, как и предыдущее от 13 декабря 1688 г. Что же это было за послание, и кто его вручил?

Между документами папки 13 серии Lettere Principi, Russia, № 28 (итальянский перевод царского письма от 13 февраля 1688 г., присланного с Лихудом) и № 29 («мемориалом» Иоанникия) имеется ненумерованный документ, содержащий латинский перевод царской грамоты от 9 февраля 1689 г. Письмо является проезжей архимандриту Синайского монастыря Кириллу. В нем содержится просьба о беспрепятственном пропуске этого священника, возвращающегося из Московии с пожертвованием для обители. Синаит пересекся с «самобратиями» в Москве, имел с ними конфликт, и к этой тяжбе был привлечен уже упоминавшийся Хаджикирьяк.

Архимандрит прибыл в Россию еще в 1687 г. за помощью для монастыря. По пути, во Львове, встречая трудности, аналогичные тем, что довелось преодолеть Лихудам, он познакомился с Хаджикирьяком, бывшим, кстати сказать, благодетелем Синайской обители. В Москве Кирилл пытался оспорить завещание диакона Мелетия, которому наследовали Лихуды, аргументируя это тем, что состояние Мелетия, бывшего синайским насельником, должно полностью отойти монастырю. В доказательство принадлежности покойного иеродиакона к братии он привел подпись к письму, высланную (отдельно от самого письма) архимандриту по его просьбе все тем же Хаджикирьяком, против воли втянутым в этот спор. Подпись монаха - Μελέτιος Σιναΐτης - по мысли Кирилла должна была стать весомым доводом в его пользу. Однако Лихудам удалось доказать свое право на наследство. Об этой тяжбе Хаджикирьяк писал в одном из своих посланий, не принимая при этом ничью сторону. Синаит получил милостыню (особо упоминается о серебряной с позолотой раке для мощей св. Екатерины) и отправился в обратный путь, снабженный проезжей грамотой царей от 9 февраля 1689 г. Думается, что 31 июля 1689 г. именно архимандрит Кирилл и предстал «перед вратами сиятельнейшего Сената… держа письмо в поднятой руке». Именно он, но, конечно, не Лихуд, «ушел, ни сказав ни слова», и скорее всего, не зная вовсе по-итальянски, как и сопровождавшие его четверо слуг.

Приходится, таким образом, признать, что Е. Ф. Шмурло неверно отождествил в заметке секретаря Сената архимандрита Кирилла с иеромонахом Иоанникием, спутав двух соперников по Москве, оказавшихся волей судьбы вновь в одном городе.

6. Наконец, в серии записок Лихуда есть его «мемориал», который представляет интерес, как связанный с его 1-й речью единством верноподданического чувства, насквозь пронизавшим его выступление в Сенате, так и упоминанием в нем новых имен венецианского и австрийского дипломатов, встретившихся с братьями на их пути в Московию. Грек в этом тексте не раз вспоминает о своих заслугах перед республикой, «как уже исполненных, так и тех, которые был бы в состоянии продолжать исполнять», что еще раз указывает на получение им каких-то заданий и на желание их осуществлять в будущем. Вместе с тем постоянное напоминание об этих трудах имеет в первую очередь целью подтолкнуть Сенат к какой-то компенсации этих «опасных и дорогостоящих путешествий». Фразы: «обнаружить удовлетворение Безмятежнейшей Республики в отношении смиренных услуг», «дабы, наконец, утешиться мне и моему брату от щедрот государства за многие труды, опасные и дорогостоящие путешествия», «чтобы в любое время могли быть воспомянуты услуги, оказанные двумя весьма верными подданными светлейшего князя» указывают на желание что-то получить от государства для себя или своих родственников.

Вряд ли приходится всерьез говорить о каком-то «шпионаже» Лихудов в пользу Светлейшей республики. С таким же успехом они, наверное, могут быть названы турецкими разведчиками в Московии или российскими соглядатаями в Венеции. Политические силы во все времена стремились использовать в своих видах кого только возможно, даже и профессоров богословия. Надо отдать должное Лихудам - они также старались использовать сильных мира сего в своих частных целях. Вот почему говорить о какой-то тайной миссии в случае с «самобратиями» было бы скорее всего некорректно, хотя сам факт получения ими предписаний, инструкций и даже шифров для ведения переписки, как со стороны Москвы, так и со стороны Венеции, является несомненно интересным с точки зрения раскрытия новых, доселе неизвестных страниц истории русской и венецианской дипломатии, а также добавляет новые данные к личности Иоанникия и Софрония Лихудов.

Лихуды и Петр Великий

Хотя дидаскалы не относились ни к подлинным учителям и сотрудникам Петра, таким как Ф. Я. Лефорт и А. Д. Меншиков, ни к церковной партии, которую можно было бы назвать союзнической по отношению к молодому государю (как архиепископ Холмогорский и Важский Афанасий (Любимов) или архиепископ Новгородский и Великолуцкий Феофан (Прокопович)), они, тем не менее, вполне успешно взаимодействовали с монархом и оказались ему весьма полезны. Прибыв в Россию в 1685 г., греки имели возможность познакомиться с соправителями, неоднократно произнося проповеди по разным поводам, хотя до 1689 г. Петр, как известно, оставался в тени правительницы Софьи и В. В. Голицына.

В скором времени, впрочем, царь заинтересовался деятельностью Лихудов. Как упоминалось выше, в 1692 г., сразу по возвращении Иоанникия, Петр прибавил ему жалованье за его деятельность в качестве посланника в Венеции, с которой оказалась связана еще одна работа Лихудов, выполненная по поручению государя, но оставшаяся, к сожалению, только на бумаге. Не забудем и о еще одной царской милости братьям - присвоении их сыновьям княжеского титула, произошедшего как раз в этот период.

Тогда же, в сентябре 1691 г. (по тогдашнему русскому счету - 1692 г.), Иоанникию были отданы задержанные в Вене злополучные товары. Правительство отказалось признать эти вещи купленными «про обиход государев», что фактически означало, что Лихуд солгал австрийцам, а еще раньше венецианцам, но постановило передать вещи ему, поскольку «они в[еликие] г[осуда]ри, их цар[ское] вел[ичест]во, изволили показать к тому странному старцу милость же, и те вещи, которыя довелись было у него взять за ложное прозвание, по уставу государства Московскаго, в их цар[ского] вел[ичест]ва казну, повелели ему, Ликудию, яко странному старцу, милости своей государской отдать» Развитие Славяно-греко-латинской академии проходило беспрепятственно, в чем тоже нельзя не видеть благоволения молодого монарха.

Вскоре после удаления из Академии в 1694 г. братья начали частное обучение итальянскому языку, а уже с 1697 г. они вели его под покровительством Петра, назначившего им жалованье и разрешившего проживать свободно, вне стен типографии, куда они были выселены. Как уже упоминалось, именной царский указ, предписывавший детям знатных людей штудировать итальянский язык, стал первым законом в России, поощрявшим изучение иностранных языков. В 1697 г. Россия ратифицировала союзный договор с европейскими державами, в том числе с Венецией, с которой у Петра вообще были связаны далеко идущие планы, поэтому изучение итальянского языка для русской молодежи стало приоритетным.

В 1698 г. братья занимались переводом 3 документов, касающихся посещения молодым государем Серенессимы. Датирующиеся июлем 1698 г., сами записки являются докладами венецианскому Сенату с предложениями по организации увеселительной программы при встрече Петра в лагуне, куда он должен был прибыть из Вены в конце июля 1698 г. Приезд (по крайней мере, официальный) не состоялся, но корреспонденция, связанная с подготовкой к нему, сохранилась. Представляя собой собрание из 50 документов сенатской переписки с различными комиссиями республики (собранное и опубликованное академиком Шмурло), она включает в себя и эти 3 записки, представленные в венецианский Сенат, но хранящиеся в РГАДА. Второй из этих документов является проектом инженера-артиллериста С. Альбергетти и представляет собой имитацию морских баталий в лагуне с обильной стрельбой из пушек. Перевод вышеупомянутых бумаг сделан братьями Лихудами. Тот же самый Альбергетти в начале 1699 г. подал царю пространную записку «О известном образе еже победити турки на море, писанном християнския ради пользы», в которой предлагал недорогой и эффективный способ поражения османских кораблей и, в случае принятия проекта, обещал в течение 2 лет оснастить русский флот пушками своего изобретения. Эта записка также сохранилась в переводе «иеромонахов учителей Иоанникия и Софрония Лихудиев». Обратим внимание, что документы эти обнаружены среди личных бумаг государя и носят секретный характер, а значит степень доверия Петра к Лихудам была достаточно высока.

Несмотря на последовавшие сложные обстоятельства жизни, связанные с деятельностью против них Патриарха Досифея, доносом Рагузинского, тяжелым периодом пребывания в Ипатьевском монастыре (1704-1706 гг.) и удалением из Москвы в Новгородские пределы (где, впрочем, Лихуды могли чувствовать себя более спокойно, чем в столице), Петр помнил о них и даже присылал им книги для переводов с латинского языка. Тогда же Софроний неизвестно с каким целями сделал с помощью своего ученика Ф. Поликарпова перевод армянской литургии на славянский язык. Зная об особом отношении Петра Великого к страдающим под игом иноверных восточным христианам, в том числе к армянскому народу, можно небезосновательно предполагать, что этот перевод был также выполнен по заказу императора.

Наконец, когда митрополит Иов в 1707 г. направил Софрония в Москву по книгопечатным делам, Местоблюститель Патриаршего престола митрополит Стефан (Яворский) удержал учителя и поставил его во главе вновь созданной школы «эллинского языка», располагавшейся вначале на Казанском подворье, а затем в здании Синодальной типографии. Это было сделано также с ведома Петра, хорошо понимавшего стратегическое значение изучения языка и культуры балканских народов.

Кроме того, с 1712 г. именным указом императора Софронию было поручено еще одно ответственное и многотрудное дело. Он оказался в числе справщиков славянского перевода Библии, который следовало заново сличить с греческим подлинником и подготовить новое издание. В 1716 г. к трудам комиссии присоединился и вернувшийся из Новгорода Иоанникий. Известно, что государь относился с большим вниманием к работе справщиков и постоянно интересовался сроками ее окончания, но незадолго до сдачи текста в печать скончался, и сама подготовка Библии к публикации остановилась на четверть века. Годы спустя знаменитое издание Священного Писания 1751 г., прозванное Елисаветинским по имени императрицы Елизаветы Петровны, предпринявшей это важное начинание, было выполнено по плану, намеченному еще Петром Великим, и на основании текста, подготовленного группой редакторов во главе с Софронием Лихудом.

С 1717 г. Софроний, уже после смерти Иоанникия, был, наконец, возвращен в состав профессоров Славяно-греко-латинской академии, где занимал место непосредственно после ректора. Само его назначение в 1723 г. в сане архимандрита наместником рязанского Солотчинского монастыря состоялось по решению Священного Синода с определением: «За многие Его Императорскому Величеству труды».

Среди многочисленных писаний Лихудов важное место занимают проповеди и похвальные слова, составленные по классическим образцам латинской и греческой риторики. Ряд последних панегириков посвящен Петру и императрице Екатерине I. Таковы, например, «Триумф царя, Петра Алексеевича, под Азовом 1697 года», принадлежащий перу Иоанникия, его же «Похвальное слово царю, Петру Алексеевичу, по возвращении его из Голландии в 1698 году», «Сказание радостного и торжественного триумфа, еже сотворися вхождением его пресветлейшего величества, преславна суща победителя шведов и внутренних врагов своих», произнесенное в 1709 г. по случаю Полтавской битвы, «Триумф о благополучнейшем и преславном вечном мире со свейской короною», произнесенное Софронием в декабре 1721 г., «Слово похвальное на преславное венчание благочестивейшия императрицы Екатерины Алексеевны», поданное им же в мае 1724 г. Слова произносились, очевидно, в присутствии императора и его семьи. Некоторые из них были обнаружены в его личных бумагах. Этот факт говорит о достаточно близком знакомстве Петра с братьями, а также о его в целом благосклонном к ним отношении, даже после их удаления от управления Академией.

В своем 4-томном учебнике риторики (1712 г.) Иоанникий и Софроний возвеличивали императора такими словами: «О благополучного моего странства! Приидох аз от Еллады к Москве во еже похвалити государя царя Петра Алексиевича, всеа Великия, и Малыя, и Белыя России самодержца. О добре наченшихся и произведшихся трудов! О между какими благами обретаются, о какими радостьми украшаются!» «Похвальное слово на день рождения царя Петра Алексеевича» учителя Софрония, начинается такими словами: «Торжествуйте, о москвитяне, взыграйте, о грецы, устрашитеся врази, ужасайтеся варвары, отступите турцы: яже бо от многаго неплодствующа (времени) Константинуполь родила есть своего Лва, зрит своего самодержца».

Хочется верить, что в этих словах помимо обычной лести в адрес государя все же заключается подлинная мысль, выражавшаяся в стремлении православных народов к освобождению от османского гнета и объединение под скипетром русского царя. Несмотря на несбыточность этого проекта, историческая встреча русской и греческой цивилизаций на единоверной московской земле обогатила в результате не только ξανθός γένος, как называли наших предков тогдашние эллины, но и их самих, получивших уникальную возможность применения своих разносторонних талантов, укрепляя свою социальную и политическую значимость и подготавливая тем самым почву для освободительного движения у себя на родине.

Время Петра, период начинаний и вызовов для России в политической, культурной, религиозной и социальной сферах, оказался благодатным для приложения разносторонних талантов и одаренных кефалонийских книжников. Они внесли весомый вклад в церковную, культурную и политическую жизнь новой России. Петр Великий понимал и ценил этот труд.

Ястребов А., прот., 2015

Для разрешения возникших материальных затруднений семьи старший Лихуд выхлопотал себе у князя В. В. Голицына разрешение на поездку в Венецию в 1688 г., хотя впоследствии он выполнял здесь и функции посланника.

Литература о Лихудах обширна. Оставляя в стороне исследования их преподавательской и богословской деятельности, сосредоточусь на их биографии, связанной с Падуей и Венецией. До революции многосторонним исследованием их деятельности в Греции и России занимались М. Сменцовский (Сменцовский М. Н. Братья Лихуды. СПб., 1899; он же. Значение Лихудов в истории церковного просвещения и церковной жизни // Богословский вестник. 1899. Кн. 11) и Н. Каптерев (Каптерев Н. Ф. Сношения Иерусалимского Патриарха Досифея с русским правительством (1669-1707). М., 1891). В наше время в Греции и России этой темой занимались и занимаются Б. Фонкич (Фонкич Б. Л. Иерусалимский Патриарх Досифей и его рукописи в Москве // Византийский временник. 1969. № 29. С. 275-299; он же. Греческо-русские культурные связи в XV-XVII вв. М., 1977; он же. Новые материалы для биографии Лихудов // Памятники культуры. Новые открытия. М., 1988. С. 61-70; Νέα στοιχεία για τη ζωή και το έργο των αδελφών Λειχούδη // Πρακτικά Ε΄ Πανιονίου Συνεδρίου, Αργοστόλι - Ληξούρι, 17-21 Μαΐου 1986. 1989. τόμ. 1. Σ. 227-239.), Е. Карафанасис (Καραθανάσης Ε. Ιωαννίκιος και Σωφρόνιος αδελφοί Λειχούδη. Βιογραφικές σημειώσεις από νεώτερες έρευνες // Κεφαλληνιακά Χρονικά. 1977. τόμ 2. Σ. 179-194), Д. А. Яламас (YalamasD. A. The students of the Leikhoudis brothers at the slavo-graeco-latin academy of Moscow // Cyrillomethodianum. 1991-1992. № 15-16; Яламас Д. А. Два неопубликованных панегирика братьев Лихудов // Византийский временник. 1994. № 55(80). С. 210-215; он же. О происхождении Иоанникия и Софрония Лихудов // Греция. Национальная идея, общество, государство. XVII-XX вв.: Материалы научной конференции, посвященной 180-летию начала греческой национально-освободительной революции 1821 г., 11 апреля 2001. М., 2002. С. 5-7; он же. Два письма грека Хаджикирьяка братьям Лихудам // Ricerche slavistichе. 1994. Т. 41; он же. Послание Иоанникия Лихуда князю В. В. Голицыну // Россия и Христианский Восток. Вып. 1. М., 1997. С. 179-184; он же. Значение деятельности братьев Лихудов в свете греческих, латинских и славянских рукописей и документов из российских и европейских собраний. Дис. … д-ра филол. наук. М., 2001; он же. Рекомендательная грамота восточных патриархов братьям Лихудам // Очерки феодальной России. Вып. 4. М., 2000. С. 298-312), Н. Хриссидис (ChrissidisN. Creating the New Educated Elite: Learning and Faith in Moscow’s Slavo-Greco-Latin Academy, 1685-1694, Ph.D. Dissertation, Yale University, New Heaven, 2000), Д. Рамазанова (Рамазанова Д. Н. Братья Лихуды и начальный этап истории Славяно-греко-латинской академии. Дис. … канд. ист. наук. М., 2003; она же. «Мечец духовный» Иоанникия и Софрония Лихудов // Россия и Христианский Восток. Вып. 2-3. М., 2004. С. 451-464), Г. Пендогалос (ΠεντόγαλοςΓ. Ιωάννης (Ιωαννίκιος) και Σπυρίδων (Σωφρόνιος) Αδελφοί Λυκούδη (Λειχούδαι). Βιογραφικά και άλλα (1654-1683) // Κεφαλληνιακά Χρονικά. 2008. τόμ. 11; Αφιέρωμα στον Γεράσιμο Η. Πεντόγαλο. S. 37-61), Г. Мосхопулос и другие ученые. Наследие Лихудов изучается в контексте современного состояния науки и образования России и Греции. Братьям посвящаются международные конференции в России и на Балканах, а в Новгороде не первый год проводятся Лихудовские чтения.

Герасим Влах преподавал в школе в 1655-1662 гг., занимал митрополичью кафедру в Венеции в 1679-1685 гг.

Это учебное заведение, основанное еще при митрополите Гаврииле (1577-1616 гг.), просуществовало с 1593 по 1701 г. Лихуды, несомненно, происходили из зажиточного рода. М. Каллегари отмечает, что только очень обеспеченные семьи могли себе позволить дать начальное образование своим детям на греческих территориях, подконтрольных Венецианской республике (прежде всего на Ионических островах), а затем содержать своих чад во время их учебы в Падуе или Венеции (CallegariM . Il Collegio Cottunio e la sua biblioteca // Studenti, Università, città nella storia padovana. Atti del convegno 6-8 febbraio 1998, a cura di F. Piovan - L. Sitran Rea. Trieste, 2001. P. 457-458).

Καραθανάσης Ε. Ιωαννίκιος και Σωφρόνιος αδελφοί Λειχούδη... Σ. 179-194. Автор сообщает, что Софроний родился в 1657 г. Значит, он поступил в Падуанский университет в 13 лет! Впрочем, он же в труде «Ο ελληνικός κόσμος στα Βαλκάνια και την Ρωσία» (έκδοση 2. Θεσσαλονίκη, 2003. С. 286) утверждает, что Софроний родился в 1637 г. (т. е. был всего на 2 года младше Иоанникия), в обоих случах ссылаясь на одни и те же места в работах Сменцовского (Сменцовский М. Н. Братья Лихуды. С. 48) и Цицелиса (Τσιτσέλης Η. Λυκούδης ή Λειχούδης Ιωαννίκιος, Λυκούδης ή Λειχούδης Σωφρόνιος // Κεφαλληνιακά σύμμικτα. τ. 1. Αθήνα, 1904. Σ. 356), хотя оба исследователя, как и Папулидис (Παπουλίδης Κ. Οι αδελφοί Λειχούδαι // Γρηγόριος ο Παλαμάς. 1970. τ. 53. Θεσσαλονίκη, 1970. Σ. 332), указывают 1652 г. в качестве года рождения Софрония. Таким образом, данные о дате рождения младшего Лихуда разнятся. Кстати, тот же Папулидис называет годом рождения Иоанникия 1633-й, а не 1635-й. На эти разночтения обращает внимание и Г. Мосхопулос (ΜοσχόπουλοςΓ. Ιστορία της Κεφαλονιάς. Αθήνα, 1990. Σ. 213).

Καραθανάσης Α. Η. Φλαγγίνειος Σχολή της Βενετίας, Κυριακίδης. Θεσσαλονίκη, 1986.

Сменцовский М. Н. Братья Лихуды. С. 50. Об основателе греческого коллегиума в Падуе, Коттунии см.: ChrissidisN. Op. cit.; LohrH. Latin Aristotle Commentaries II: Renaissance Authors. Florence, 1988. P. 105; Τσιρπανλής Ζ. Το ελληνικό κολλέγιο της Ρώμης και οι μαθήτες του (1576-1700). Θεσσαλονίκη, 1980. Σ. 397-399. Кстати, именно устав Римского коллегиума св. Афанасия в Риме лег в основу уставов греческих коллегиумов Падуи. См.: Statuti delli due collegj grecj in Padova (Venezia), per li figliuoli del qu. Z. Antonio Pinelli stampatori ducali, 1772 (находится в ASP, фонд Clero secolare, busta 3, fasc. 2, а также ASVe, фонд Riformatori allo studio di Padova, раздел Scritture di Rettori e pubblici rappresentanti ed altre persone private diretti ai Riformatori, фильца 503.

«13 maii Sofronius Licudi cephalenus» (Plumidis G. Gli scolari Oltramarini a Padova nei secoli XVI e XVII // Revue des Études Sud-Est européennes. 1972. Vol. 10. P. 267).

Первую публикацию текста эпитафии см.:ΛάσκαριςΑ., αρχιμανδρίτης. Ιστορική έποψις περί της εν Μόσχα Ελληνικής Ακαδημίας κατά τον ΙΖ’ και ΙΗ’ αιώνα, ήτοι περί των αδελφών Λειχουδών Ιωαννικίου και Σωφρονίου» // Περιοδικόν του εν Κωνσταντινουπόλει Ελληνικού Φιλολογικού Συλλόγου. 1864. τ. Β΄. Σ. 43. Славянский текст см.: Смеловский А. Братья Лихуды и направление теории словесности в их школе // Журнал Министерства народного просвещения. 1845. № 45. C. 60).

Среди его публикаций по этому вопросу см.: ΠλουμίδηςΓ. Σ. Αι πράξεις εγγραφής των Ελλήνων σπουδαστών του Πανεπιστημίου της Παδούης, Μέρος A" Artisti 1634-1782, Επετηρίς Εταιρείας Βυζαντινών σπουδών. 1969-1970. τ. 37. Σ. 196-206; idem. Αι πράξεις εγγραφής των Ελλήνων σπουδαστών του Πανεπιστημίου της Παδούης, "Μέρος Β" Legisti 1591-1809, Επίμετρον, Μέρος A" Artisti", Επετηρίς Εταιρείας Βυζαντινών σπουδών. 1971. τ. 38. S. 84-195; idem. Αι πράξεις εγγραφής των Ελλήνων σπουδαστών του Πανεπιστημίου της Παδούης, "Μέρος A" Artisti (Συμπληρωματικά: έτη 1674-1701)", Θησαυρίσματα, 1971. τ. 8. S. 188-204; idem. Gli scolari Greci nello Studio di Padova // Quaderni per la storia dell" Università di Padova. 1971. τ. 4; idem. Gli scolari Oltramarini a Padova nei secoli XVI e XVII // Revue des Études Sud-Esteuropéennes. 1972. Vol. 10. S. 257-270; idem. Οι Έλληνες σπουδαστές του Πανεπιστημίου της Πάδοβας // Δωδώνη. 1938. Vol. 12. S. 236-281.

См., например: MartellozzoForinE. (acuradi). Acta graduum academicorum Gymnasii Patavini ab anno 1471 ad annum 1500, Antenore. Roma; Padova, 2001. P. 113.

Место их проживания в Венеции также неизвестно. Иоанникий в своей челобитной В. Голицыну в 1688 г. лишь указывает, что дети его живут в Венеции, по-видимому, у сестры Лихудов.

Сменцовский М. Н. Братья Лихуды. C. 50; Παπουλίδης Κ. Οι αδελφοί Λειχούδαι // Γρηγόριος ο Παλαμάς. τ. 53. Θεσσαλονίκη, 1970. Σ. 333.

См.: Рамазанова Д. Н. «Мечец духовный»… С. 459. В противоположность бытовавшему мнению о ее позднем происхождении время составления этой справки, по мнению Рамазановой, локализуется между 1691 и 1700 гг.

Памятники дипломатических сношений Древней России с державами иностранными. Т. 10. СПб., 1871. Ст. 1314. Этот факт говорит о том, что его брак в 1670 г. едва ли был первым, а потому его рукоположение в священство с канонической точки зрения может вызывать сомнения.

В 1714 г. практика сдачи экзаменов экстерном прекратилась. Она была признана отступлением от устава университета (GiomoG. L’Archivio antico dell’Università di Padova // Nuovo Archivio Veneto. T. 6. Parte 2. Padova, 1893. P. 42-43).

Сменцовский М. Н. Братья Лихуды. C. 50. О Коттуниануме как о месте учебы Лихудов упоминает Н. Хриссидис (ChrissidisN. Op. cit. C. 23).

В. Татакис в своем фундаментальном труде, посвященном жизни и творческому наследию митрополита Герасима Влаха сообщает со ссылкой на статью Г. Спиридакиса (Σπυριδάκης Γ. Γεράσιμος Βλάχος // Επετηρίς του Μεσαιωνικού Αρχείου της Ακαδημίας Αθηνών. 1949. τ. 21. Σ. 70-106), что Каллудий учился и преподавал в Коттуниануме. Сейчас, благодаря исследованиям Плюмидиса, известно, что Каллудий учился все же в Падуанском университете, где он фигурирует в матрикулярных записях, как magister Коттунианского коллегиума. Однако преподавал он только в последнем. Именно из него после 1680 г., согласно ходатайству своего дяди, призванного на митрополичью кафедру в Венецию, он был направлен на Корфу для исполнения послушания игумена монастыря Бородицы Палеопольской (ΤατάκηςΒ. Γεράσιμος Βλάχος ο Κρής (1605|7-1685), φιλόσοφος, θεολόγος, φιλόλογος. Βενετία, 1973. Σ. 21).

ComnenoPapadopoliN. Historia Gymnasii Patavini, Venezia 1726. Кстати, Пападополи, будучи незаурядной личностью, преподавателем Падуанского университета и директором Коттунианума, оказался Лихудам не просто хорошим знакомым - именно ему они писали рекомендательное письмо для «первого русского доктора» П. Постникова, и именно у Пападополи последний жил в период своего студенчества. О письме Лихудов см.: ΚαραθανάσηςΑ Ιωαννίκιος και Σωφρόνιος αδελφοί Λειχούδη… Σ. 191-194; idem. Ο Ελληνικός κόσμος στα Βαλκάνια και την Ρωσία. Θεσσαλονίκη, 2003. Σ. 303-305.

Шмурло Е. Ф. П. В. Постников: Несколько данных для его биографии. Юрьев, 1894. C. 83 и далее.

См., кроме того: Μπόμπου-Σταμάτη Β. Τα ανέκδοτα καταστατικά του σωματείου (nazione) των Ελλήνων φοιτητών του πανεπιστημίου της Πάδοβας (17 ος -18ος αι.). Αθηνα, 1995; Kibre Ρ. The Nations in the medioeval Universities. Cambridge (Mass.), 1948; Fedalto G. Stranieri a Venezia e a Padova // Storia della cultura Veneta. Vol 2. Il seicento. Vicenza, 1984.

Martellozzo Forin E. (a cura di) . Op. сit. P. 96.

Там могли числиться только германцы и греки, итальянцы туда не допускались. «Per togliere poi alcuni dubbi sul conferimento dei dottorati veneta auctoritate , con l"articolo 7 del decreto 24 settembre 1636 il Senato deliberò che il Presidente giurista possa conferir il grado del dottorato in legge, auctoritate veneta alli soli scolari oltramontani e greci per li convenienti rispetti che sono ben noti alla pubblica sapienza» (Giomo G. L’Archivio antico dell’Università di Padova P. 21). Должности в коллегиях также были выборными, причем выбирали президента (приора) и его помощников по жребию, но таким образом, чтобы все члены коллегии могли рано или поздно занять эти должности - по окончании 4-месячного мандата снова происходила жеребьевка, причем имя бывшего приора уже не могло находится в шкатулке для жребия (bussolo). Большинством голосов выбирали должности «массаро» и «синдако».

Выражаю благодарность профессору Г. Плюмидису, который указал направление поиска для обнаружения документа. Об истории Падуанского университета кроме указанного выше труда Пападополи см. также: DelNegroP. (acuradi ). L’Università di Padova… О древнем архиве университета см.: GiomoG. L’Archivio antico dell’Università di Padova. Об иностранных студентах кроме публикаций Плюмидиса см.: DelNegroP. (acuradi ). Op. cit. P. 425-439; Callegari M. Il Collegio Cottunio e la sua biblioteca. P. 458-469.

ДАПУ (Древний архив Падуанского университета) Padova, Università degli Studi, Archivio storico, Archivio Antico, Collegio Veneto Artista, т. 281, л. 122, 122 об., 123. «1670 die martis 13 mensis maii. Coram illustrissimo domino Carolo Rinaldino dignissimo praeside comparuit excellens dominus Hieronymus Frigimelica promotor, et praesentavit dominum Sofronium Licudi Caefalenum, reverenterque petiit pro die veneris proximo hora 12 ac instetit ei assignari puncta in philosophia tantum pro subeundo examine, iuxta formam ducalium et cetera, cum integra et cetera. Qua dominatio sua illustrissimo habita fides a promotore suo de sufficientia et probitateet cetera, admisit in forma et cetera. 1670 die iovis 15 mensis maii. Puncta domini Sofronii Licudi in philosophia tantum sorte extrata et cetera. In secundo De anima textus 51. Determinatis autem his dicamus communiter de omni et cetera. In primo Posteriorum textus 18. Nonnullis quidem igitur eoque opportet prima scire et cetera. In Christi nomine amen. 1670 die veneris 16 mensis maii hora 12, in excellentissimo Collegio auctoritate veneta ad presentiam illustrissimi domini vice Syndici magnifice universitatis dominorum Artistarum nec non infrascriptorum excellentissimorum dominorum doctorum, per brevia iuxta morem convocatorum, ubi in eodem loco dominus Sofronius Licudi Caefalenus recitavit puncta sua heri sibi sorte extrata in philosophia tantum et super eis rigorose tentatus et examinatus tam in reassumendis quam ressolvendis strictissimis obiectionibus sibi per excellentissimos arguentes factis, bene se gessit et finito examine, semotus extra iuxta solitum clausoque hostio, positus fuit ad suffragia infrascriptorum excellentissimorum dominorum doctorum, a quibus ex omnibus eorum votis approbatus remansit in dicta facultate Philosophiae tantum nemine penitus atque penitus et cetera. Qua approbatione per nuntium pubblicata, dennuo introductus fuit per eundem illustrissimum dominum Presidem, doctor in philosophia tantum pronunciatus et cetera per presentibus infrascriptis excellentissimis dominis doctoribus infrascriptis videlicet ultra et cetera: Carolo Rinaldino dignissimo preside. Raimundo Ioanne Fortis. Comes Hieronimus Frigimelica, a quo . Antonio De Marchetis. Comes Petro Franzano. Dominico De Marchetis. Angelo Montagnana. Ioanne Cicala. Arguentes fuere excellens dominus Ioannes Cicala in logica, et excellens dominus Dominicus De Marchetis in philosophia, sortem extrati. Testes: dominus Landus Moneghina bidellus generalis, dominus Matheus Radel nuntius Qui ante Carolus Torta cancellarius et cetera».

Martellozzo Forin E. (a cura di). Op. cit. P. 149. Так было на факультете искусств, а также на факультете медицины.

Речь идет о так называемом приватном экзамене. Согласно уставу университета могло состояться также публичное испытание, но на практике оно проводилось крайне редко.

См. экзаменационный акт Софрония Лихуда: AAUP, Università degli Studi, Archivio storico, Archivio Antico, Collegio Veneto Artista, vol. 281, f. 122, 122 об., 123.

Comneno Papadopoli N. Op. cit. Vol. 1. P. 168, 172, 178.

Ibid. P. 174, 176, 178, 183, 378.

См. о нем: Ibid. P. 172-173. Не соглашусь с академиком Е. Ф. Шмурло, который считает Ринальдини медиком (Шмурло Е. Ф. П. В. Постников… C. 88).

Comneno Papadopoli N. Op. cit. Vol. 1. P. 376; Vol. 2. P. 219, 290.

Как в случае с П. Постниковым, который был доктором философии и медицины.

Записки опубликованы: Шмурло Е. Ф. Отчет о двух командировках в Россию и за границу в 1892—1893 и 1893—1894 гг. Юрьев, 1895. Донесение венецианского посла в Константинополе (байюла) см.: Relazioni ambasciatori veneti al Senato, XIII Costantinopoli (1590-1793). Seconda edizione. Torino, 1984.

Сменцовский М. Н. Братья Лихуды. C. 51.

Памятники дипломатических сношений… Т. 10. Ст. 1314.

Сменцовский М. Н. Братья Лихуды. С. 4-46; Каптерев Н. Ф. Сношения Иерусалимского Патриарха Досифея с русским правительством… С. 97-99. М. Сменцовский приводит слова из письма Александрийского Патриарха Мелетия Пигаса, обращенные к царю Феодору Иоанновичу в 1593 г.: «Устрой у себя, царь, греческое училище, как живую искру священной мудрости, потому что у нас источник мудрости грозит иссякнуть до основания» (Сменцовский М. Н. Братья Лихуды. С. 4).

Сменцовский М. Н. Братья Лихуды. С. 10.

Там же. С. 12-13.

Этот вопрос остается дискуссионным. М. Сменцовский пишет: «Следуя Аристотелю, Лихуды естественно удержали в своих руководствах все особенности схоластических приемов тогдашних аристотелевских учебников. Каждое из них написано по всем правилам схоластической искусственности, с причудливой пестротой делений и подразделений» (Там же. С. 73-74). Н. Хриссидис в своем исследовании доказывает, что никакой системы греческого образования вообще не существовало. Так или иначе все учителя пользовались схоластическими схемами католических школ: «In the Slavo-Greco-Latin Academy, Jesuit education extended beyond mere adoption of institutional structures and pedagogical methods. It penetrated the heart of the Academy’s curriculum through the overwhelming influence it exercised on the textbooks and other educational materials the Leichoudes used. Ioannikios and Sophronios were by no means original or innovative scholars» (Chrissidis N. Op. cit. P. 39). Об этом же см.: Καραθανάσης Α. Ο Ελληνικός κόσμος στα Βαλκάνια… Σ. 295-296; Живов В. М. Из церковной истории времен Петра Великого: Исследования и материалы. М., 2004. С. 15.

Сменцовский М. Н. Братья Лихуды. С. 38.

Там же. С. 27, примеч. 4.

Там же. С. 44.

Сменцовский не принимает безоговорочно на веру свидетельства Лихудов, изложенные в их произведениях «Мечце духовном» и «Акосе». Вот, что он пишет: «О дальнейшей жизни и служебной деятельности самобратий Лихудиевых, до их приезда в Москву, мы имеем только их собственные показания, разумеется, далеко не беспристрастные: скромностью в оценке своих заслуг Лихуды, как известно, не отличались» (Там же. С. 51).

Там же. С. 51. В этой связи характерна история с признанием в Москве княжеского титула для сыновей Иоанникия. См., например: Там же. С. 48-49; Смеловский А. Братья Лихуды и направление теории словесности в их школе // Журнал Министерства народного просвещения. 1845. № 45. С. 38. В последней работе Смеловский со ссылкой на «Мечец духовный» пишет: «Как в Венеции они пользовались правом князей и носили одеяние княжеское, то и в России Иоанн и Петр Алексеевичи также позволили им именоваться и писаться князьями». На самом деле, как убедительно доказал Каптерев, княжеский титул признали за сыновьями старшего Лихуда, Николаем и Анастасом, а не за самими братьями (Каптерев Н. Ф. Сношения Иерусалимского Патриарха Досифея с русским правительством... С. 150).

См., например: Памятники дипломатических сношений… Т. 10. Ст. 1314.

Рамазанова Д. Н. «Мечец духовный»… С. 457.

Там же. С. 458.

«Они (Лихуды. - А. Я. ) при допросе в Посольском приказе показали, что их прислали в Москву восточные патриархи - в том числе и Антиохийский, а в проезжей их грамоте подписи последнего не имеется; они же называют себя присланными в Москву от патриархов, тогда как в их грамоте сказано, что «они сами о том Константинопольского патриарха просиша, во еже бы им по разным странам ходяще и созерцающе, идеже будет возможно, учением своим препитание себе обрести». Медведев сомневается, поэтому, в православии Лихудов. По его мнению, они подосланы от еретиков - «люторов или кальвинов или от римлян», - а может быть и от турок «ради созерцания» (Сменцовский М. Н. Братья Лихуды. С. 186-187). В опубликованном тексте «Известия истинного» против слов «по разным странам ходяще и созерцающе» в одной из рукописей прямо значится - «лазутчики» (Медведев С. Известие истинное // Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских при Московском университете. Т. 4. М., 1885. С. 203-333).

Рекомендательного письма Патриархов у Лихудов действительно не было, однако имелись грамоты от Патриарха Досифея, о которых последний упоминает в своем письме царю в августе 1693 г. Что заставило братьев скрыть эти письма (письмо?), если они на самом деле были у них? См.: Сменцовский М. Н. Братья Лихуды. С. 61; Каптерев Н. Ф. Сношения Иерусалимского Патриарха Досифея с русским правительством… С. 132-133, 137, примеч. 40; С. 138. Причем Каптерев нашел совершенно неудовлетворительным объяснение Лихудов, данное в Посольском приказе по поводу отсутствия грамоты, что-де таковой не было дано из-за опасения, что в военное время она могла бы попасть в руки турок или татар. Между тем еще в 1682 г. между Москвой и Стамбулом был заключен мир, ратифицировать который и приезжал Возницын.

Где мог побывать лишь Софроний в период 1680-1683, но не Иоанникий, остававшийся на Кефалонии (Сменцовский М. Н. Братья Лихуды. С. 51-53; Μοσχόπουλος Γ. Ιστορία της Κεφαλονιάς. Αθήνα, 1990. Σ. 214).

СменцовскийМ. Н. Братья Лихуды. С. 53-57; Каптерев Н. Ф. Сношения Иерусалимского Патриарха Досифея с русским правительством… С. 132-134. Досифей был искренне привязан к России и русским. В письме 1702 г. он советовал царю Петру: «Москвитяне суть хранители и хвалители своих догматов, но грекам и сербам и русянам (выходцам из Малороссии.- А. Я. ) не подобает иметь власть в Московии (в высших иерархических степенях.- А. Я .), ибо могут быть они и добры, но может быть и противное. К тому же москвитяне хранят отеческую веру неизменно...» (Каптерев Н. Ф. Сношения Иерусалимского Патриарха Досифея с русским правительством… С. 91).

Противореча своему же похвальному посланию 1691 г., к тому времени уже опубликованному в «Мечце», Патриарх пишет: «Князьями не назывались бы ни они сами, ни их дети, понеже случаем убогие люди, и ремесленные, и непородные, и они сами, и родители их, и прадеды их»(Каптерев Н. Ф. Иерусалимский Патриарх Досифей и его сношения с русским правительством // Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских при Московском университете. 1891. Т. 2. C. 76).

Каптерев Н. Ф. Сношения Иерусалимского Патриарха Досифея с русским правительством… С. 148. М. Сменцовский допускает, что Иоанникий в Венеции занимался своими «торговыми операциями», но доказывает здесь же, что Лихуды имели право на приобретенные заграницей вещи, поскольку они были куплены на их деньги (Сменцовский М. Н. Братья Лихуды. С. 281, примеч. 3).

Каптерев Н. Ф. Сношения Иерусалимского Патриарха Досифея с русским правительством… С. 148, примеч. 48.

Там же. С. 149-150.

«Нужда привести в порядок дела своих детей, которые оставались без надзора и, как выражается Иоанникий, «токмо по бесчинным дорогам гоняют юности», - с другой стороны, желание предупредить неприятные последствия того самого обязательства, которое было выдано Яну Собесскому и которое теперь попало в Венецию, заставили старшего из Лихудов - Иоанникия - на время лично отправиться в Венецию. 12 января 1688 г. он подал челобитную государям: в ней он просил выдать ему «отпустительную грамоту», обещаясь пробыть в Венеции только два месяца и возвратиться назад» (Сменцовский М. Н. Братья Лихуды. С. 255). См. также челобитную Софрония: Памятники дипломатических сношений… Т. 10. Ст. 1361.

Историю Акакия-Арсения см.: Каптерев Н. Ф. Сношения Иерусалимского Патриарха Досифея с русским правительством… С. 156-163, 166-168. О расписке см.: Памятники дипломатических сношений… Т. 10. Ст. 1316; Сменцовский М. Н. Братья Лихуды. C. 289.

Каптерев Н. Ф. Приезд в Москву Павловского афонского монастыря архимандрита Исайи в 1688 году с грамотами от прежде бывшего Константинопольского Патриарха Дионисия, Сербского Патриарха Арсения и валахского господаря Щербана с просьбою, чтобы освободили их от турецкого ига // Прибавления к творениям св. отцов. 1889. Ч. 44. Кн. 3. С. 307-309; Памятники дипломатических сношений… Т. 7. Ст. 718-721.

Каптерев Н. Ф. Сношения Иерусалимского Патриарха Досифея с русским правительством… С. 147, примеч. 47. Впрочем, несправедливо говорить, что Иоанникий никак не отреагировал на просьбы архимандрита Исайи о помощи. За день до отъезда из Вены он сообщил о злополучном монахе цесарскому посланнику И. Курцу (с которым вместе он и выехал в Москву), а тот в свою очередь успел донести об этом деле канцлеру Кениксеку (Памятники дипломатических сношений… Т. 7. Ст. 636; Ди Сальво М. Вокруг поездки Иоанникия Лихуда в Венецию (1688-1689) // Ricerche slavistiche. 1994. № 31. С. 220). Приехали они в апреле 1691 г. (Памятники дипломатических сношений… Т. 7. Ст. 808), и хотя разговор цесарского посла и дьяков Посольского приказа о старце состоялся только 8 сентября 1692 г., когда тот уже был вновь на пути в Москву, нельзя сказать, что Иоанникий оставил его просьбу без внимания: он сообщил об этом Курцу, который в свою очередь донес государственному канцлеру. Ясно, что ввиду готовящейся поездки посла императора Леопольда по столь важному вопросу, как союз против турок, решение об Исайе могло быть лишь положительным, хотя цесарь и выразил уверенность в том, что архимандрита задержали справедливо и ему следовало понести наказание (Памятники дипломатических сношений… Т. 7. Ст. 878-880; Каптерев Н. Ф. Приезд в Москву Павловского афонского монастыря архимандрита Исайи… С. 310-311). Там же, на переговорах с Курцем, описывается ситуация с взятыми у Иоанникия вещами, которые были выкуплены за 5 тыс. талеров и отданы Леопольдом, а также говорится о нечестности грека в этой ситуации (Памятники дипломатических сношений… Т. 7. Ст. 815-817, 826, 831-832, 852-853. Краткое описание истории с арестованным товаром см.: Там же. Ст. 1361-1372).

Сменцовский М. Н. Братья Лихуды. С. 308. Как полагает Каптерев, своей борьбой с Лихудами Досифей лишь ослабил и даже вовсе уничтожил греческое направление в московском образовании, открыв дорогу западнорусскому влиянию, возобладавшему (на короткое время) после смерти Патриарха Адриана с назначением Патриаршим Местоблюстителем митрополита Стефана (Яворского) (Каптерев Н. Ф. Сношения Иерусалимского Патриарха Досифея с русским правительством… С. 170-171).

Сменцовский М. Н. Братья Лихуды. С. 292-294.

Преподавание проходило под покровительством самого царя, который приказал московской знати направлять братьям сыновей на обучение. 15 мая 1697 г. был обнародован именной высочайший указ о том, чтобы бояре и других чинов люди отдавали своих детей в обучение итальянскому языку у Лихудов. Это был первый закон, поощрявший изучение современных языков в России (Там же. С. 300).

О Петре Артемьеве см.: Там же. С. 315-318. Артемьев во время пребывания в Италии вел дневник, который, к сожалению, сохранился лишь в отрывках. Эти записи говорят о невысоком мнении ученика о своих учителях, в первую очередь об их нравственных качествах. Процесс Артемьева еще более ухудшил положение братьев. В том месте текста, где диакон говорил, что Иоанникий имел сношения в Москве с иезуитами и выказывал им свое расположение, а после того как Артемьев показал им лихудовский антилатинский «Мечец», отказался от авторства, сославшись на брата, на полях листа стоит комментарий: «Сего ради подобает сице пред лицем истязати Иоанникия, да не враждебно оклеветан будет учитель и диакон да не явится лживец» (ГИМ, Синод. собр., № 393, л. 54). Об Артемьеве см. также: Никольский М. Русские выходцы из заграничных школ в XVII столетии: Петр Артемьев // Православное обозрение 1863. Т. 10. С. 246-270; Шмурло Е. Ф. Русские католики конца XVII в. по данным архивов Пропаганды и Коллегии св. Афанасия // Записки Русского научного института в Белграде. № 3. Белград, 1933. С. 1-29; Каган М. Д. Петр Артемьев // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 3. Ч. 3. СПб., 1993. С. 32-34. Все материалы, касающиеся биографии Артемьева, и отрывки его сочинений собраны архиве: ГИМ, Синод. собр., № 393 (конец XVII в.). Сюда включены письма к отцу, выдержки из дневника, который он вел во время пребывания за границей, соборные акты, осудившие Артемьева. Кроме того, в отдельной папке хранятся «Статьи на еретика Петра роздиакона» (ГИМ, Синод. собр., № 346, л. 1237-1260).

Сменцовский М. Н. Братья Лихуды. С. 328-329.

Памятники дипломатических сношений… Т. 10. Ст. 1315-1316. См. также: Ди Сальво М. Указ. соч. С. 213-214. В свою очередь Смеловский предполагает, что Иоанникий должен был говорить с венецианским правительством о денежном кредите, хотя из инструкций, данных Иоанникию, этого не следует (Смеловский А. Указ. соч. С. 57).

Сменцовский М. Н. Братья Лихуды. С. 255-262; Памятники дипломатических сношений… Т. 10. Ст. 1310-1386.

Памятники дипломатических сношений… Т. 10. Ст. 1334, 1348, 1382.

Там же. Ст. 1224-1249.

Там же. Ст. 1317.

Там же. Ст. 1314.

Там же. Ст. 1334.

Там же. Ст. 1333.

Там же. Т. 7. Ст. 323-324; Бантыш-Каменский Н. Н. Обзор внешних сношений России (по 1800 г.). Т. 2. М., 1896. С. 210.

Известно, что в 1685 г. Лихуды по какой-то причине не вручили адресату рекомендательные письма Патриарха Досифея (см. выше). Вероятно, Иоанникий не передал дожу и 2-ю царскую грамоту от 13 декабря 1688 г., полученную в Вене от Остафьева (Бантыш-Каменский Н. Н. Указ. соч. С. 210, примеч. 1), а затем и 3-ю, от 31 июля 1689 г. На латинском переводе грамоты (которого якобы не было, и который тем не менее находится в Венецианском архиве (ASVe, Fondo Collegio, Lettere Principi, Russia (1655-1796), 13, № 11) имеется пометка: «1687. Venuta con lettere del Segretario Alberti in Polonia de dì 22 Marzo 1688». Таким образом, латинский перевод грамоты имелся, но прибыл он не с Лихудом, а с корреспонденцией венецианского резидента в Польше. Возможно, его действительно забыли и отправили из Москвы почтой в Варшаву, а резидент - в Венецию. Этим объясняется скорое появление документа в распоряжении властей Серениссимы - одновременно, если не ранее прибытия самого Иоанникия. Тут же (№ 12) приложен и итальянский перевод грамоты (Ср.: Шмурло Е. Ф. Отчет о двух командировках в Россию и за границу… С. 37). Знал ли Иоанникий о том, что первоначально действительно забытая грамота была своевременно препровождена адресату? Еще один перевод кредитивной грамоты на латинский язык содержится в той же папке под № 27, где также сделана приписка: «Presentato nell’ Eccellentissimo Colleggio l’23 Giugno 1688 dal sacromonaco Joanicio Licudi». М. ди Сальво предполагает, что перевод сделан самим Лихудом в ожидании официального перевода из Москвы (Ди Сальво М. Указ. соч. С. 219-220).

Памятники дипломатических сношений… Т. 7. Ст. 853.

Там же. Т. 10. Ст. 1359-1363.

Там же. Ст. 1360

Там же. Ст. 1364; Сменцовский М. Н. Братья Лихуды. С. 261-262; Ди Сальво М. Указ. соч. С. 218.

Памятники дипломатических сношений… Т. 7. Ст. 852-853. Сменцовский, впрочем, доказывает, что Иоанникий имел право на эти товары, поскольку они были куплены за его, Иоанникиевы, деньги. Характерно при этом, что Софроний в 1691 г. взыскал эти вещи из имущества своего бывшего покровителя, сосланного в Каргополь князя В. В. Голицына, на допросе показавшего: «Учитель Софроний бьет челом неправдой» (Сменцовский М. Н. Братья Лихуды. С. 281-282, примеч. 3).

Памятники дипломатических сношений… Т. 10. Ст. 1364. См. также: Сменцовский М. Н. Братья Лихуды. С. 281.

Памятники дипломатических сношений… Т. 10. Ст. 1356-1358. Кстати, в этом письме Иоанникию Голицын настаивает, что перевод кредитивной грамоты был ему вручен в Посольском приказе (Там же. Ст. 1358-1367).

Там же. Ст. 1352.

Бантыш-Каменский Н. Н. Указ. соч. С. 210, примеч. 1. Вероятно, Лихуд грамоту дожу не отдал, а привез обратно в Москву.

Сменцовский М. Н. Братья Лихуды. С. 260.

Прямое подтверждение тому, что Иоанникий не передал ни декабрьскую 1688 г., ни июльскую 1689 г. царские грамоты находим в «Памятниках дипломатических сношений…», где сообщается, что Лихуд «домогался, чтоб он принят там (в Венеции.- А. Я. ) был за посланника, и ему в том отказали, а хотели принять за гонца; и он за тем у князя не был, и грамоты цар[ского] вел[ичест]ва не подал, и приехал ныне назад ни с чем» (Памятники дипломатических сношений… Т. 7. Ст. 681). Тут же любопытная классификация дипломатических рангов для посланников (Там же. Ст. 680).

РГАДА, ф. 159 оп. 2, ед. хр. 2991 (1685-1699 гг.), ст. 259.

Памятники дипломатических сношений… Т. 7. Ст. 1371.

Интересно, что ответом на такую в целом бесполезную поездку помимо милостивого разрешения оставить себе беспошлинно купленные вещи стало увеличение жалованья Иоанникию Лихуду! «Великие государи, цари и великие князи Иоанн Алексеевич, Петр Алексеевич… пожаловали греколатинский школы учителя, грека иеромонаха Иоанникия Ликудиева, который, по их великих государей указу, был от них великих государей посланником у виницийского князя, - велели ему давать своего великих государей жалованья, поденнаго корму, Октября с двадесять перваго числа нынешняго 200-го (1691 г.) году, впредь до своих великих государей указу, против прежней дачи по осми алтын по две деньги на день из Приказу Большия казны» (Сменцовский М. Н. Братья Лихуды. С. 84). Причем похвальная оценка звучит из уст молодого Петра, а не Софьи, отправившей Иоанникия в Венецию. На это обратил внимание еще Цицелис (ΤσιτσέληςΗ. Op. cit. Σ. 353).

«Царственные большие печати и государственных великих посольских дел Оберегатель» - титул, который носили возглавлявшие во 2-й половине XVII в. Посольский приказ А. Л. Ордин-Нащокин и В. В. Голицын; соответствовал западноевропейскому титулу канцлера (Памятники дипломатических сношений… Т. 10. Ст. 1331-1337).

Памятники дипломатических сношений… Т. 10. Ст. 1332.

Там же. Ст. 1366-1370.

Об этом см.: Каптерев Н. Ф. Приезд в Москву Павловского афонского монастыря архимандрита Исайи… С. 260-320. Там же приводится аргументация несбыточности такого проекта: «Русское правительство ввиду предъявленных к нему требований, должно было отказаться от подготовляемого уж им втораго похода на Крым... вступить в решительную борьбу с самими турками, опираясь на сомнительную помощь имеющих возстать православных народов и рискуя, даже в случае успеха, враждебно столкнуться со своими христианскими союзниками. Понятно, что при тогдашних обстоятельствах и средствах русскаго правительства, подобный поход вглубь Турции был решительно невозможен» (Там же. С. 289).

Τατάκης Β. Γεράσιμος Βλάχος ο Κρής (1605|7-1685), φιλόσοφος, θεολόγος, φιλόλογος. Βενετία, 1973. Σ. 19; Παπαδόπουλος Χ. Οι Πατριάρχαι Ιεροσολύμων ως πνευματικοί χειραγωγοί της Ρωσσίας κατά τον ΙΖ’ αιώνα // Νέα Σιών. Ε" 1907. Впрочем, греческие иерархи обращались к московским государям и прежде. Например, несколькими годами ранее (1653 г.) бывший Патриарх Константинопольский Афанасий Пателар посетил Москву и тогда же представил царю записку, в которой увещевал его идти походом на Константинополь (Каптерев Н. Ф. Сношения Иерусалимского Патриарха Досифея с русским правительством… С. 99). Ниже речь пойдет о Джамбаттиста Дона (или Донато), который в бытность братьев в Константинополе, исправлял там посольскую должность. Именно он, принимая Б. П. Шереметева в 1698 г., выразил надежду на овладение русскими Константинополем (Шаркова И. С. Россия и Италия. Торговые отношения XV - первой четверти XVIII в. Л.. 1981. С. 89, примеч. 32).

Памятники дипломатических сношений… Т. 10. Ст. 1335.

ASVe, Fondo Collegio, Lettere Principi, Russia (1655-1796) - фильца 13. Это единственные, известные на сегодняшний день бумаги Лихуда на итальянском языке, которым он, судя по запискам, владел блестяще. Мария Ди Сальво сличала почерк записок с латинским рукописями Иоанникия, хранящимися в архиве РГБ, и сделала однозначный вывод, что это его автографы. Хотя Б. Л. Фонкич на примере рукописей, хранящихся в русских архивах, доказал несостоятельность мнения М. Нистазопулу и А. Карафанасиса о том, что Лихуды оставили малое число автографов (ΚαραθανάσηςΑ. Ο Ελληνικός κόσμος στα Βαλκάνια… Σ. 304), эти записки, написанные по-итальянски, могут считаться уникальными (Фонкич Б. Л. Греческие рукописи и документы в России в XIV - начале XVIII в. М., 2003. С. 345, примеч. 21). На них и на миссии Лихуда вообще останавливается в своем диссертационном исследовании Н. Б. Карданова (Карданова Н. Б. Дипломатические послания Петра Великого дожам Венецианской Республики: Тематика, Жанр, Стиль, Эпистолярный этикет. Дис. … д-ра филол. наук. М., 2013. С. 166-212).

Шмурло Е. Ф. Отчет о двух командировках в Россию и за границу…; он же. Отчет о заграничной командировке осенью 1897 г. Юрьев, 1898; Ди Сальво М. Указ. соч. P. 211-226.

Шмурло Е. Ф. Отчет о двух командировках в Россию и за границу… С. 249-253; Ди Сальво М. Указ. соч. P. 222-225.

ASVe, Fondo Collegio, Lettere Principi, фильца 13, № 24. См.: Шмурло Е. Ф. Отчет о двух командировках в Россию и за границу… С. 129 и 250. Текст записки: «1688. 23 Giugno. Venuto nell’eccellentissimo Collegio il sacromonaco Ioannicio Licudi dalla Ceffalonia, che disse haver da esponere per parte delli serenissimi czari di Moscovia, entrò con una lettera de czari medesimi elevata in mano, che diede a me, segretario, subito entrato prima di fare le solite riverenze, et al loco solito espose in conformità dell’espositione che poi mandò, et è la seguente. Rispose l’eccellentissimo signor Gir. Barbarigo, Vice-dose: sentimo volontieri l’imprese generose, che sono per intraprendere li serenissimi czari e preghiamo Dio, che voglia secondare con altrettanta felicità le loro grandi rissolutioni in gloria del Suo santissimo nome, acciò più facile riesca d’abbattere il comune nemico, havendosi piacere dopo si lunga peregrinatione del vostro felice ritorno. Con che il sacromonaco fatte le solite riverenze partì, e la lettera de czari, che consegnò, è la seguente».

Академик Шмурло полагает, однако, что этот документ, под № 31, более поздний. Он размещает его на 4-м месте из 6 документов, касающихся Лихуда (4 автографов и 2 канцелярских), и, таким образом, вероятно, считает (хотя и не пишет об этом), что он был подан Иоанникием в Сенат после возвращения в Венецию из Вены в апреле 1689 г. (Шмурло Е. Ф. Отчет о двух командировках в Россию и за границу… С. 133, 251). Представляется, однако, что именно эта записка и была первой, хотя в папке интересующие нас документы перемешаны и не всегда расположены в хронологическом порядке. Текст записки: «Ser.mo Prencipe Essendo Io Ioannicio Licudi sacromonaco attuale maestro delli ser.mi Tzari di Moscovia et dello stesso Patriarcha (курсив мой. - А. Я .) stato inviato a V.S.tà con letere da presentare all’EE.VV. et ordine di esponere alcuni particolari in voce. Ne porto la notitia per attendere le commissioni di supplire a quanto mi fu imposto. Gratie».

Оберегатель» - титул, который носили возглавлявшие во 2-й половине XVII в. Посольский приказ А. Л. Ордин-Нащокин и В. В. Голицын; соответствовал западноевропейскому титулу канцлера.

Памятники дипломатических сношений… Т. 10. Ст. 1332. Однако как в отношении исполнения предписанного протоколом этикета, так тем более в отношении содержания «орацыи» еще Шмурло выразил сомнение в согласованности этих действий с московским правительством (Шмурло Е. Ф. Отчет о двух командировках в Россию и за границу… С. 129).

Шмурло Е. Ф. Отчет о двух командировках в Россию и за границу… С. 130-133. «Ваша светлость, высокоблагороднейшие и сиятельнейшие отцы! Если бы после всех долгих странствий, предпринятых по распоряжению сиятельного господина Джованни Баттиста Донато, в бытность его байюлом в Константинополе, и на пользу Вашей светлости и Ваших сиятельств, если бы мне предоставили свободный выбор требовать у Фортуны какого-либо благодеяния, - я не стал бы просить себе иной милости, как лишь возможности вновь увидеть это лучезарное небо. Ныне, при помощи пресветлых царей Московских, мои стремления осуществились: благодаря их поручению, мне позволено не только вдыхатьздешний воздух, но и приблизиться к лучам этого августейшего престола. Однако на столь близком расстоянии мне не вынести силы этого блеска. Я не осмелился бы говорить перед троном во всем мире наиболее уважаемой мудрости, если бы не обязанность изложить дела, которые до известной степени заслуживают благосклонного внимания вашей светлости и ваших сиятельств и могут оказать большую пользу интересам и славе пресветлой и непобедимой Республики. Я должен, ваша светлость и ваши сиятельства, от имени пресветлых царей Московских вновь засвидетельствовать вашей светлости и вашим сиятельствам чувства искренней дружбы, любви и того уважения, с каким они смотрят на пользу, славу и цветующее положение вашего августейшего государства. Я должен от их имени выразить горячую готовность споспешествовать дальнейшему преуспеянию ваших побед и заявить, что, обладая внушительной военной силой, они лелеют мысль совместно с нашей прославленной армией участвовать в полном разрушении и без того уже колеблющейся Оттоманской империи. Но главная цель, ради которой пресветлые и могущественнейшие цари возложили на меня обязанность устного сообщения, та, чтобы побудить вашу светлость и ваши сиятельства к продолжению достославной задачи нынешней священной войны и в то же время заверить вас, что относительно их самих не может быть ни малейшего сомнения в твердом решении победить и уничтожить общего врага. К тому же в истекшую кампанию Московия наводнила татарские области потоками железа; в нынешнем году также уже вооружены и определены для истребления общего врага многочисленные отряды и сильные войска, жаждущие добыть лавры, предназначенные им всемогущим Господом воинств, за веру в Которого они идут в бой. Пресветлые цари Московские в то же время вполне уверены, что быстрое и победоносное шествие союзных войскне будет в момент его высшего напряжения остановлено нежданным миром, желая и надеясь, что ваша светлость и ваши сиятельства не заключат никакого мирного трактата без предварительного уведомления союзников и Московии, которая всегда из всех пребудет самой мощной по силам, устойчивой в принятых решениях и полной рвения, верной дружбы и восхищения перед пользой вашего всегда августейшего государства. Таковы, ваша светлость и сиятельнейшие отцы, чувства уважения и любви двух великих и мощных монархов, великих властелинов обширной и цветущей империи к величайшей, мудрейшей, могущественнейшей, а ныне и самой прославленной из всех республик, когда-либо насажденных в сем мире человеческой мудростью или созданных в воображении самым тонким и глубоким умом. Казалось, мудрость древних греков (да будет дозволено мне для усиления сравнения обратить внимание, не опасаясь упрека в хвастовстве, на улетучившуюся славу этой нации), казалось, говорю я, мудрость древних греков своими учреждениями, продуктом высокого развития ума, обеспечила вечную незыблемость их восхитительным республикам... Но любовь к родине да уступит место истине и долгу верноподданнейшего чувства! Судьбе было угодно, чтобы окончили свое существование и Спарта, и Афины, и лишь достославная Венецианская республика, созданная мудрейшими законами и высочайшим разумом, будет стоять пока стоит вселенная! Двенадцать столетий, оказавшихся недостаточными для ее полного развития, застают ее в юношеском возрасте и все еще с нарастающими силами. Кто ныне может исчислить те века, что понадобятся, чтобы привести ее, не скажу, к старости, но в возраст полной возмужалости?

Ваша светлость, высокоблагороднейшие и сиятельнейшие отцы! Вот какое изображение во веки сущей Венецианской республики начертал я, без малейшего изменения оригинала, пресветлым царям Московским! Вот образ, который дал я народам, стонущим под игом оттоманской тирании! Вот образ,который дал я всем государям и народам Валахии, Молдавии, Трансильвании, Польши, казакам и обитающим у Черного моря,- в ту пору, когда в Константинополе, совместно с братом и слугами, отдавая себя в распоряжение сиятельнейшего господина байюла, предпринял я, по его приказанию , столь долгое, утомительное, опасное и дорогостоящее странствование, во время которого мне удалось получить доступ ко всем этим государям, иметь сношения с этими народами и поселить в них те чувства почтения, что они питают к сиятельной аристократии, всему правительству и священным учреждениям этого любезнейшего, справдливейшего и вечного государства. Я исполнил свою официальную обязанность, и вот снова я, неизменно верноподданный, перед моим августейшим государем, смиренно готовый отдать свои слабые силы на исполнение высокоуважаемых приказаний, которые всегда с полным почтением предпочту всякой личной выгоде и даже самой жизни, потому что и самая жизнь моя тогда лишь найдет достославное применение, когда будет посвящена служению вашей светлости и ваших сиятельств. Мой обожаемый князь. Иоанникий Лихуд или Де Люпис сын Марка из Кефалонии, иеромонах, учитель сиятельнейших царей московских».

Должность байюла учреждена после захвата Царьграда османами в 1453 г. и соединяла в себе полномочия посла при Великой Порте и консула в делах, связанных с венецианскими купцами и гражданами Серениссимы, проживавшими в империи.

Ди Сальво М. Указ. соч. С. 217, примеч. 18. Благодарю М. Ди Сальво за указание на доклад байюла. Донато в 1684 г. был отозван из Константинополя из-за обвинений в превышении полномочий. В августе того же года он представил в Сенате свой отчет, по результатам которого с него сняли обвинения и он был восстановлен в правах. Его оправдательное письмо из Царьграда датируется 10 июля 1683 г., тогда как Лихуды отправились оттуда 3 июля. Таким образом, его контакты с Лихудами оказались в числе последних, осуществленных им по дипломатической части до его отзыва, хотя он оставался на берегах Босфора еще до 1684 г. Кстати, он стал последним байюлом в XVII в. - после него отношения Венеции и империи испортились окончательно, и предпоследним в общем счете - после него был всего лишь один байюл, почти через 100 лет, в конце XVIII в.

Об этом эпизоде упоминает К. А. Кочегаров (Кочегаров К. А. Речь Посполитая и Россия в 1680-1686 годах. Заключение Договора о Вечном мире. М., 2008). В ней со ссылкой на депешу польского резидента в Порте Самуэля Проского коронному подканцлеру Яну Гнинскому (Адрианополь, 6 февраля 1683 г.), хранящуюся в Biblioteka Czartoryskich w Krakowie (Teki Naruszewicza. Rękopis 179. S. 346-347), сообщается об унижении, которому подверг русского посланника Кара-Мустафа. Благодарю К. А. Кочегарова за предоставление в мое распоряжение текста указанной депеши.

Сменцовский М. Н. Братья Лихуды. С. 60; Λάσκαρις Α. Op. cit.Σ. 28, Παπαστράτου Ντ. Οι αδελφοί Λειχούδες στην Πολωνία. Μια άγνоστη μαρτυρία, Ερανιστής. τ. 14. Αθήνα, 1977. Σ. 6. Феофил Рутка, о котором Лихуды говорят, как о своем главном оппоненте на состоявшемся 25 декабря 1684 г. диспуте в присутствии униатского архиепископа Шумлянского и других важных особ, а также как о главным виновнике их задержания (ибо с их слов именно он и посоветовал королю взять с них злосчастную расписку), действительно, был членом львовского иезуитского коллегиума (Рамазанова Д. Н. «Мечец духовный»… С. 453-454). В другой своей статье Д. Рамазанова приводит о нем новые данные (Рамазанова Д. Н. К истории пребывания Иоанникия и Софрония Лихудов во Львове (источники богословского диспута) // Исторiя релiгiй в Украïнi: Науковий щорiчник / Упоряд. О. Киричук, М. Омельчук, I. Орлевич. Кн. 1. Львов, 2013. С. 158-169). Ввиду того, что в настоящий момент мы не имеем доступа к указанному ею изданию (Grzebień L. Rutka Teofil (1622-1700) // Polski Słownik Biograficzny / red. nacz. Henryk Markiewicz. T. 33. Wrocław; Warszawa; Kraków, 1991-1992. S. 203-204). Полагаю правильным опубликовать здесь те материалы, которые удалось найти при работе в римских архивах. Первая обнаруженная мною запись об о. Рутке восходит к 1665 г. Он упоминается, как исповедник для польских паломников в итальянском Лорето (AGCG, Rom. 218, f. 45 об.), 1. В архиве Пропаганды под 1679 г. находим весьма похвальные упоминания о Рутке со стороны нунция в Польше (WelykyjA. Acta S. C. de Propaganda Fide Ecclesiam Catholicam Ucrainaeet Bielarusja espectantia. Vol. 2. 1667-1710. Romae, 1954. P. 72; онже. Supplicationes Ecclesiae Unitae Ucrainae et Bielarusjae. Vol. 1. 1600-1699. Romae, 1960. P. 250-251). В 1683 г. он назначен членом комиссии по редактированию богослужебных книг (Welykyj A. Epistolae Metropolitarum Kioviensium Catholicorum, 1674-1713, Analecta OSBM, Sectio III. Romae, 1958. P. 74). Наконец, Легранд сообщает, что в 1690 г. Рутка опубликовал опровержение на книгу «Камень» митрополита Петра Могилы (Legrand E . Bibliographie Hellénique ou Description raisonnée des ouvrages publiés par des Grecs au seizième siècle, Vol. 4. Paris, 1894. P. 146). Умер Рутка в 1700 г. во Львове. Надежды на упоминание о диспуте и вообще о Лихудах в подробных годичных и трехгодичных иезуитских докладах не оправдались (хотя в конце годового отчета специально упоминается о большом наплыве верующих на Рождество 1684 г:. AGCG, Pol. 55, 193-194 об. и 196-196 об.), также как и в депешах польского нунция в Рим и в письмах к нему государственного секретаря кардинала Паулуччи (ASVa, Segr. Stato, Polonia, Lettere di mons. nunzio in Polonia. Mons. Pallavicini, Lett.orig. del nunzio alla Segreteria, dal 2 gennaio al 26 dicembre 1684. 103, f. 476; ASVa, Segr. Stato, Polonia, Lettere di mons. nunzio in Polonia. Mons. Pallavicini, Lett.orig. del nunzio alla Segreteria, dal 2 gennaio al 25 dicembre 1685. 104, f. 418; ASVa, Segr. Stato, Polonia, 185 Lettere scritte a mons.nunzio in Polonia, dal primo gennaio 1682 per tutto il 1686, Mons. Pallavicini).

Παπαστράτου Ντ. Op. сit. Σ. 284; Καραθανάσης Α. Ο Ελληνικός κόσμος στα Βαλκάνια… Σ. 295.

Παπαστράτου Ντ. Op. cit. Σ. 290; Καραθανάσης Α. Op. cit. Σ. 295. Правда Д. Яламас считает, что Хаджикирьяк не знает или не упоминает о том, что братья были все-таки задержаны еще на 3 месяца иезуитами и впоследствии бежали, тем самым примиряя их собственные слова с данными письма Хаджикирьяка (Яламас Д. А. Два письма грека Хаджикирьяка братьям Лихудам. С. 227). Однако кажется, что хорошо информированный и столько сделавший для их освобождения Хаджикирьяк не мог бы не знать о такой большой, новой трехмесячной задержке во Львове, да и едва ли иезуиты решились бы остановить дидаскалов, обласканных королем и по его распоряжению направлявшихся в Киев. Представляется, что их выезд из Польши в начале 1685 г. как раз и явился результатом ходатайства Хаджикирьяка, который, узнав об их пребывании во Львове, вначале должен был добраться туда из Гданьска, чтобы познакомиться с ними, затем попасть на прием к королю, чтобы доказать невиновность братьев, и уж потом устроить их встречу с монархом. Все это вписывается в период между 2-й половиной октября 1684 г. по начало января 1685 г., т. е. в период их пребывания во Львове.

Об этом эпизоде биографии братьев см. подробнее: Рамазанова Д. Н. К истории пребывания Иоанникия и Софрония Лихудов во Львове (источники богословского диспута) С. 158-169.

Таинственная бумага, выданная королю, которая так портила жизнь братьям, уж не была ли обязательством о сотрудничестве? (Памятники дипломатических сношений… Т. 10. Ст. 1316). Вне зависимости от ее содержания Лихудам было выгоднее представить свое отправление из Польши как бегство, а не как почетный выезд, чтобы отвести от себя подозрения московитов в сотрудничестве с Яном Собесским.

Шмурло Е. Ф. Отчет о двух командировках в Россию и за границу… С. 133.

Памятники дипломатических сношений… Т. 7. Ст. 852-853. Текст записки: «Destinato Io Iannicio Sacromonaco Licudi de Lupis dalli Serenissimi Tzari di Moscovia a piedi della M.tà V. S.ma con le Lettere già essibite, et dovendo incaminare a quella volta uno di miei figlioli; tenendo comissione dalli sudetti gran Tzari di provederli d’alcuni Samis, e Tabinetti brocatti d’oro Brazza in tutto seicento; il Dattio di quali rilleva fiorini 108 come per fede del Governattor dall’Uscida; supplico perciò riverentemente l’EE.W. ordinare l’estrattione di dette robbe da questa Città, essentandoli dall’aggravio di detto dattio nel modo, che la Generosità Publica pratica in casi simili; effetto, che sarà aggraditto dalli Sudetti gran Tzari, ed da me non si preterirà di mostrare in ogni tempo la Munificenza di questa Augusta, et sempre Gloriosa Republica. Gratia.» (ASVe, Fondo Collegio, Lettere Principi, Russia (1655-1796), фильца 13, № 30).

Памятники дипломатических сношений… Т. 10. Ст. 1333.

Шмурло Е. Ф. Отчет о двух командировках в Россию и за границу… С. 133, 251-252. Текст записки: «1689. 12 Agosto. Venuto alle porte dell’eccellentissimo Collegio un monaco greco, disse d’haver una lettera delli serenissimi czari di Moscovia da presentare, onde fatto entrare nell’eccellentissimo Collegio il medesimo monaco, che fu seguitato da 4 persone, tenendo la lettera con mano elevata, si fermò a’ piedi del tribunale e data a me, segretario, la lettera, come li fu fatto cenno dall’eccellentissimo Vice-dose, fu aperta la stessa, ma non letta per esser in Moscovito; partì poi il monaco stesso senza dir alcuna parola, facendo riverenza. Fu tradotta poi la lettera et è la seguente» (ASVe, Fondo Collegio, Lettere Principi, Russia (1655-1796 гг.), filza 13, № 34).

Ди Сальво М. Указ. соч. P. 213.

Шмурло Е. Ф. Отчет о двух командировках в Россию и за границу… С. 61, Памятники дипломатических сношений… Т. 10. Ст. 1370-1383; Бантыш-Каменский Н. Н. Указ. соч. С. 209.

Е. Ф. Шмурло присвоил письму № 34 (bis) и опубликовал его в Приложении ΙΙ к своему 2-му отчету: Шмурло Е. Ф. Отчет о заграничной командировке... С. 42.

Письмо Синайскому архиепископу Афанасию 1709 г. см.: ΠαπαστράτουΝτ. Οι αδελφοί Λειχούδες στην Πολωνία. Μια άγνоστη μαρτυρία, Ερανιστής. τ. 14. Αθήνα, 1977. Σ. 285-286. Относительно завещания Мелетия см.: Сменцовский М. Н. Братья Лихуды. С. 67. Кстати, инициатива строительства здания для Академии на деньги из завещания Мелетия исходила вовсе не от Лихудов, а от московского правительства, обязавшего братьев отдать для этого половину средств из наследства. О завещании см. также: Каптерев Н. Ф. Сношения Иерусалимского Патриарха Досифея с русским правительством… С. 140.

Латинский текст проезжей грамоты см.: Шмурло Е. Ф. Отчет о заграничной командировке… С. 52-53. В одном месте публикатор ошибочно говорит о серебряной чаше (Там же. С. 42).

Шмурло Е. Ф. Отчет о двух командировках в Россию и за границу… С. 133. На самом деле, тот факт, что Шмурло дает этому письму номер 34 (bis) показывает, что он считал записку под № 34 непосредственно и логически ему предшествующей, т. е. видел прямую связь между двумя документами. Неясно, почему он в таком случае отождествил упоминаемого в записке монаха с Лихудом, а не с Кириллом.

В архивной папке Czari di Moscovia документ фигурирует под № 29 (у Е. Ф. Шмурло в «Отчете о двух командировках в Россию и за границу» на С. 133 ошибочно значится под № 20, но на с. 128 правильно под № 29). Текст записки: «Светлейший князь! Будучи направлен светлейшими и могущественнейшими царями Московии с их письмами к вашейсветлости, как об этом говорится в самих письмах, и в силу того, что мне надлежит туда вернуться по вызову царей, чтобы вновь исполнять вместе с братом мою должность учителя наук при академии их величеств, прежде моего отправления из этого государства я ощутил смиренный долг придти и засвидетельствовать мое почтение вашим сиятельствам этим моим мемориалом, чтобы получить благосклонные приказания и обнаружить удовлетворение Безмятежнейшей Республики в отношении смиренных услуг, как уже исполненных, так и тех, которые был бы в состоянии продолжать исполнять, согласно также просьбам в адрес вашейсветлости, изложеннымсветлейшими царями в вышеупомянутых письмах обо мне, о моих детях и родственниках, дабы наконец утешиться мне и моему брату от щедрот государства за многие труды, опасные и дорогостоящие путешествия, предпринятые по внушению (бывшему нам руководством) сиятельнейшего отца Джован Баттиста Донато, тогдашнего байюла. Отправившись прежде из Константинополя, мы пересекли опаснейшее Черное море и достигли Молдавии, Валахии, Трансильвании, Польши, Казацкой земли и Москвы, как сие явствует из свидетельств, выданных нам сиятельнейшим отцом Анзоло Морозини, кавалером, прокуратором и тогдашним чрезвычайным послом, свидетелем наших мучений и сиятельнейшим отцом, чрезвычайным послом цесаря. Все сие моя слабость почтительно повергает с ногам вашей светлости и ваших сиятельств, получив также от ваших сиятельств распоряжение сделать копию этого описания для того (как полагаю), чтобыв любое время могли быть воспомянуты услуги, оказанные двумя весьма верными подданными светлейшего князя. Благодарю!»

Например, фраза: «Я ощутил смиренный долг придти и засвидетельствовать мое почтение вашим сиятельствам этим своим мемориалом, чтобы получить благосклонные приказания и обнаружить удовлетворение Безмятежнейшей Республики в отношении смиренных услуг, как уже исполненных, так и тех, которые был бы в состоянии продолжать исполнять» содержит очень явный, но вместе с тем, литературно обтекаемый намек на необходимость компенсации трудов Лихудов. «Μanifestare l’aggradimento della Serenissima Republica» означает собственно «показать удовлетворение Безмятежнейшей Республики» его трудами, но Иоанникий сам не может показать его, не будучи ее правителем. Здесь имеет место эллиптический пропуск глагола «fare», т. е. «far manifestare l’aggradimento», сделать так, чтобы это удовлетворение проявилось, заставить его проявить, и, в конечном счете получить милость.

Великий реформатор весьма уважительно относился к грекам вообще. Достаточно вспомнить, что среди его сотрудников было немало выходцев из венецианских, понтийских и малоазийских греков. Карафанасис приводит его слова, сказанные в 1714 г. о греческой цивилизации: «И науки, и искусства из Греции разошлись некогда по всей Вселенной. Их путь напоминает шествие крови в человеческом теле. Так они, побыв немного в России, оттуда вновь вернутся на древнюю их родину». В этом ученый видит обещание великого царя эллинам о помощи в восстановлении государственности Греции (ΚαραθανάσηςΑ. Ο Ελληνικός κόσμος στα Βαλκάνια… Σ. 313; см. также: Ключевский В. О. Петр Великий среди своих сотрудников // Петр Великий: Pro et contra: Личность и деяния Петра I в оценке русских мыслителей и исследователей: Антология. СПб., 2001, C. 380-381).

Иоанникий Лихуд в Венеции даже представлялся как «maestro delli serenissimi Tzari di Moscovia et dello stesso Patriarca» (ASVe, Fondo Collegio, Lettere Principi, Russia (1655-1796), Filze 13, № 25 и 31.

См. примеч. 87. Обратим внимание, что Иоанникий возил в Венецию грамоту с сообщением о 1-м Крымском походе, т. е., по сути, о 1-й кампании русских войск в составе международной военной коалиции, знаменовавшей собой вхождение Руси в «концерт европейских держав». Отсюда важность деятельности Лихудов, как непосредственных свидетелей разворачивавшихся перед их глазами событий европейской и российской истории, как предтеч петровских реформ, как современников и участников начального периода возвышения России.

Речь идет о переводе братьями книги итальянца Альбергетти, посвященной артиллерийскому искусству.

Об этом см.: Сменцовский М. Н. Братья Лихуды. С. 48-49; 299, примеч. 2.

Памятники дипломатических сношений… Т. 7. Ст. 852-853.

См.: примеч. 63, а также: Сменцовский М. Н. Братья Лихуды. С. 300.

РГАДА, ф. 9, оп. 1, л. 343, 345, 388.

Шмурло Е. Ф. Сборник документов, относящихся к истории царствования Петра Великого. Т. 1: 1693-1700. Юрьев, 1903. С. 694-697.

РГАДА, ф. 9, оп. 1, л. 293-300. Об Альбергетти и его проекте см.: Di Salvo M. Bombe intelligenti per Pietro il Grande // Studi in onore di Riccardo Picchio, offerti per il suo ottantesimo compleanno // A cura di R.Morabito; Università degli studi di Napoli, L"Orientale dipartimento di studi dell"Europa Orientale. Napoli, 2003. P. 295-301.

Сменцовский говорит лишь о двух книгах, переведенных Лихудами в Новогороде по заказу царя (Сменцовский М. Н. Братья Лихуды. С. 439). Смеловский же сообщает, что «Петр Великий присылал к Лихудам в Новгород много латинских книг для перевода и они переводили их» (Смеловский А. Указ. соч. С. 71).

Сменцовский М. Н. Братья Лихуды. С. 350, примеч. 3.

Там же. С. 376. У Карафанасиса ошибочно Казанское подворье располагается вне Москвы и даже в самой Казани, а митрополит Рязанский Стефан (Яворский) ошибочно титулуется митрополитом Казанским (ΚαραθανάσηςΑ. Ο Ελληνικός κόσμος στα Βαλκάνια… Σ. 300-301).

Сменцовский М. Н. Братья Лихуды. С. 439, примеч. 2.

Там же. С. 302-303.

Смеловский А. Указ. соч. С. 82-83.

Иоанникий и Софроний Лихуды – родные братья, родились на острове Кефалонии, – Иоанникий (в мире Иоанн) в 1633 г., а Софроний (в мире Спиридон) в 1652 г. Род свой они производили от древней княжеской фамилии Лихудов, представители которого в XI в. и позднее занимали в Византии видное государственное положение. Поэтому русским правительством было признано за детьми одного из братьев – Иоанникия (другой из них детей не имел) – княжеское звание. Образование свое Иоанникий и Софроний получили в Падуааском университете, где получили докторские дипломы. Старший из братьев был женат и некоторое время состоял белым священником на родном Кефалонийском острове. Овдовев, он с именем Иоанникия постригся в монашество. Младший же его брат, Спиридон, еще раньше его принял пострижение с именем Софрония. Оба они вступили в число братства монастыря «Панапия Иерия», близ Венеции. На родине и в других городах востока они занимались учительством и проповедничеством. Наконец, в марте месяце 1683 г. оба брата отбыли в Константинополь и остановились здесь на иерусалимском подворье у патр. Досифея. Случилось, что в то самое время, когда Лихуды были в Константинополе, патр. Досифей получил письмо из Москвы от патр. Иоакима, в котором тот просил Досифея приискать для московской школы надежного учителя из греков. Принимавший близко к сердцу успехи греческого учения на Руси Досифей и предложил Лихудам отправиться в Москву; но наперед, – чтобы испытать их православие, – потребовал от них исповедавшие веры. Удостоверившись же в вероисповедной благонадежности Лихудов, Досифей снабдил их рекомендательными грамотами и на дорогу деньгами. Прочие патриархи, со своей стороны, выдали Лихудам грамоту, в которой рекомендовали их, как людей ученых и вполне православных. 3-го июля 1683 г. Лихуды оставили Константинополь. Но в Россию они прибыли почти через два года. Сначала задержала их в пути война австрийцев с турками, а затем, главным образом, происки иезуитов в Польше. Известно, что около этого времени иезуиты всеми силами старались распространить и укрепить свое влияние в московской Руси: старались устроить в Москве свой храм, завести школы и т. п. Поэтому, узнав о цели, с которою вызывались Лихуды в московскую Русь, т. е. о желании русского правительства создать при помощи их академию, они употребили все возможные средства, чтобы как можно далее задержать Лихудов в Польше. Видя, что ни король, ни иезуиты никогда не отпустят их в Москву, в январе 1685 г. Лихуды тайно ушли из пределов Польши и 6 марта 1685 г. прибыли в Москву.

На третий день по приезде (9 марта) Лихуды представлялись государям, поднесли им «два креста разных кипарпсовых и говорили орации, один на латинском, другой на греческом языке». Лихуды остановились в греческом Николаевском монастыре, но помещение здесь оказалось неудобным. Поэтому они вскоре были переведены в Чудов монастырь, а отсюда в Богоявленский, что за Ветошным рядом.

Несмотря на рекомендательные грамоты восточных патриархов, русское правительство на первых порах отнеслось к Лихудам довольно подозрительно и не прежде допустило их до учительства, как после предварительного испытания их учености и вероисповедной благонадежности. С этою целью на девятый день по приезде Лихудов в Москву (15 марта 1685 г.) устроен был торжественный диспут между ними и Яном Белободским – одним из претендентов на академическую кафедру. Кроме того, от Лихудов потребовали, чтобы они представили в Посольский Приказ «свои поучения». Только доказав свою благонадежность, ученые греки могли открыть уроки в московской школе. На первых порах эта школа была очень невелика. В нее поступило сначала только шесть человек из старших учеников типографского училища. Такая малочисленная по составу школа не требовала отдельного здания и удобно могла поместиться в кельях самих Лихудов. Но скоро была начата в Богоявленском монастыре постройка отдельного помещения. В декабре 1685 г. Богоявленская школа была уже готова и с этого времени Лихуды начали в ней свои уроки.

Преподавательская же деятельность Лихудов – собственно в академии – началась лишь через два года после этого (осенью 1687 г.), с устройством особого каменного трехэтажного академического корпуса в Заиконоспасском монастыре, – стоимостью до 45 т. рублей (на наши деньги). К Рождеству 1687 г. в академии числилось 76 человек учащихся. На Пасхе 1688 г. вся Законоспасская академия, во главе с Софронием, по обычаю, приходила приветствовать патриарха. В ней тогда числилось учеников всего 64 человека. Социальное положение учащихся в академии было разнообразно до противоположности. В числе их были лица самых высших аристократических фамилий: князья Одоевские, сын князя Бориса Голицына, дети Тимофея Савелова – близкие родственники патриарха и т. п. Но вместе с аристократами мы встречаем в школе Лихудов и лиц из низшего класса общества – челядинцев и сына конюха. Академия разделялась на три класса или «школы»: верхнюю (suprema). среднюю (medіиa) и нижнюю (infіma). В качестве подготовительного класса, при академии существовала «русская школа» или – иначе – «школа словенского книжного писания», которою заведовали старосты из старших учеников академии. Преподавание в академии шло по учебникам, составленным или переделанным самими Лихудами . Из обозрения этих учебников видно, что как образование самих учителей, так и метод преподавания в их школе носили схоластический характер. Содержание академии производилось на счет сумм Патриаршего Казенного Приказа. Ученики академии получали денежное жалованье по 4 деньги в день; «старостам» выдавалось вдвое более. Ученики русской школы получали содержание натурой: им выдавалось с патриаршего двора по 4 хлеба в день. Содержание академического здания производилось на счет сумм того же Приказа. На средства этого Приказа нанималась школьная прислуга: повар и два или три сторожа. Что касается самих Лихудов, то они получали жалованье из Приказа Большой Казны. Сначала оно выдавалось им в количестве двух гривен на день; но, с переходом в Чудов монастырь, оно было увеличено: велено было давать им обоим из монастырских доходов пищу и питье против 4-х братов в день, а жалованья по 15 алтын на день. На наши деньги они получали около 230-ти рублей в месяц. Кроме того в Рождество и Пасху, при посещениях патриарха, они обыкновенно получали оn него «славленное». Количество его почти во всех случаях было одно и то же – пять рублей. Наконец, им производились иногда временные дачи – за те или другие послуги. При таких условиях Лихуды могли существовать вполне безбедно. Не даром же их литературные противники, с плохо скрываемою завистью, упрекали, их: «И они то иноземцы в забвение положили, что... здесь в царствующем граде Москве от великих государей взысканы и обогащены». Имущественному положению Лихудов соответствовало и общественное очень видное и влиятельное положение их в Москве. Оно обусловливалось уже самою их должностью в качестве учителей академии, которая в глазах весьма значительной части московского общества делала их авторитетом в вопросах богословской мысли и церковной жизни. Усердная деятельность Лихудов, их трудолюбие и ученость и, в особенности, возникшие в Москве споры о пресуществлении, поставившие ученых греков во главе целой партии и выдвинувшие их в роли защитников веры и церкви, естественно должны были еще более упрочить их высокое значение в среде тогдашнего московского духовенства и общества. Благодаря всему этому, они заняли в тогдашних церковных сферах положение руководителей и советников, которых, по словам Медведева, «духовнии в сладость, со всяким усердием, слушают, и им во всем, еже они глаголют, веруют».

Занявши, видное положение в церковном мире, Лихуды сумели достигнуть значения и в гражданских сферах, приобрели себе многих сильных покровителей и защитников и имели доступ даже ко двору государей. В ряду светских покровителей Лихудов первое место по своему значению, без сомнения, занимал князь Василий Васильевич Голицын. Сохранилось немало писем и челобитных Лихудов к князю В. В. Голицыну и ответов его на эти письма и челобитные, и из них видно, как часто приходилось Лихудам обращаться к покровительству этого «благодетеля (как называют его Лихуды) и управителя во всех их нуждах». Между прочим, благодаря покровительству Голицына, Иоанникий Лихуд, которому разрешено было по семейным делам отправиться за границу, выхлопотал себе звание русского посланника при венецианском правительстве. Иоанникию поставлялось в обязанность привлечь Венецию к союзу с Москвою в борьбе против турок. Заручившись полномочиями, Иоанникий 22 апр. 1689 г. приехал в Венецию. Венецианское правительство, на основании выданных Иоанникию полномочий, соглашалось принять его только за гонца, но не хотело признать его посланником. В таких критических обстоятельствах, Иоанникий обратился к государям с прошением (от 25-го мая 1685 г.), умоляя их выслать «верющия грамоты», чтобы засвидетельствовать его полномочия. Желая вместе с тем показать политическую важность своей миссии, Иоанникий в этой же бумаге сообщал государям о своих переговорах с правительством цезаря и о настроении народов, подчиненных Турции, которые все жаждут освобождения от турецкого ига и с нетерпением ждут, когда, наконец, Константинополь будет в руках русских самодержцев и все они получат свободу. Но при неудачах крымского похода предложение о завоевании Константинополя было явно несбыточно, и русское правительство решило отозвать Иоанникия обратно в Россию. 31го июля 1689 г. Иоанникию Лихуду была отправлена грамота для представления ее венецианскому дожу; в ней государи, извещая венецианский сенат об успехах войны с крымцами, просили «посланному своему немедленного отпуска».

Но, пользуясь покровительством влиятельных лиц церковного и светского мира, Лихуды имели в Москве также и многих врагов, которые с завистью и недоброжелательством следили за их успехами и деятельно стремились подорвать их значение, причем у многих вражда основывалась не только на личных отношениях и счетах, но и на радикальной разности образовательных начал, разделявших Лихудов и их противников. Враги старались унизить ученое достоинство Лихудов, распространяя молву о мнимой неуспешности их учеников, и старались поселить недоверие к ним, как водителям новых обычаев и волкам в овчих одеждах, расхищающим православное стадо. Не ограничиваясь обвинениями, касающимися учебной деятельности Лихудов, – в чувстве бессилия повредить их влиятельному положению, – враги всею силой своего ожесточения обрушились на нравственный, действительно далеко небезукоризненный, характер Лихудов. Они обвиняли их в гордости и фарисейском превозношении, в недостать благодарности к русскому народу, в стране которого «они взыскавы милостями великих государей и обогащены», а в особенности – в корыстолюбии. Последнее было самым главным обвинением, которое постоянно повторяли недоброжелатели Лихудов. К числу недоброжелателей Лихудов присоединился и бывший их покровитель – патр. иерусалимский Досифей; оскорбленный недостатком благодарности к себе со стороны Лихудов, он выступил с целым рядом обвинений против Лихудов и начал настойчиво хлопотать об удалении их от школы, но Лихуды были нужны в Москве и ими не считали возможным пожертвовать патриарху, – пока не случилось происшествия, уронившего репутацию Лихудов в глазах русского правительства. То была соблазнительная история сына Иоанникия Лихуда – Николая – с дочерью задворного конюха – Мариею Селифонтовой. В этой истории, соединенной с нарушением общественного спокойствия, оказались замешанными оба брата Иоанникий и Софроний. Опасаясь строгого взыскания, 5-го августа 1694 г. последние бежали из Москвы, а с ними вместе бежали и дети Иоанникия Николай и Анастас, но их скоро арестовали по дороге к Смоленску. По причине такого происшествия, в августе 1694 г. Лихуды должны были оставить академию и были выселены в типографию. Положение их здесь на первых порах было очень незавидно. Но их знания и недостаток в людях способных служить запросам времени, «когда, – по выражению С. М. Соловьева, – реформа уже сильно стучалась в двери», заставили правительство изменить свое отношение к ученым братьям. Лихудам предоставлено было право жить на свободе и они не замедлили воспользоваться этою свободой на благо русского просвещения. Они начали учить желающих итальянскому языку, сначала частным образом, а в 1697 г. (15 мая) состоялся именной высочайший указ, чтобы бояре и других чинов люди отдавали детей своих учиться итальянскому языку у греков Иоанникия и Софрония Лихудиевых. Это – первое распоряжение правительства о распространении в России знания европейских языков. По указу императора, учеников к Лихудам назначено было 55 человек. Но из сведений, доставленных самими Лихудами, видно, что у них брали уроки только 10 человек, именно – два князя Прозоровские и восемь человек детей дьяков и купцов. Царь Петр велел выдавать Лихудам за уроки итальянская языка казенное жалованье, с помощью которого они могли существовать в Москве без особенной нужды. Время от времени Лихуды получали жалованье и из казны патриарха. Видимо, они продолжали быть полезными не только для государства, но и для церкви. Нет сомнения, что одним из главных средств к упрочению пошатнувшегося значения послужила для Лихудов церковная проповедь. Еще в звании учителей академии они заявили себя проповедническою деятельностью. Увольнение от должности наставников академии послужило для них новым толчком к упражнению в составлении слов – по преимуществу в похвальном и панегирическом роде. Некоторые из этих слов, – в том числе похвальное слово Петру по взятии Азова, – сохранились в собственных бумагах императора. Очевидно, проповедники, или сами лично или чрез посредство своих благожелателей, подносили свои похвальные речи на благосклонное воззрение государя. Льстивыми и напыщенными панегириками они и в самом падении сумели сохранить те связи со двором, которые они завязали в период своей академической деятельности. Рассматриваемые в гомилетическом отношении, т. е. со стороны содержания и формы, проповеди Лихудов отличаются полною отрешенностью от жизни и крайним схоластицизмом построения. Свою теорию проповедничества Софроний Лихуд развил в риторике. С особенною подробностью, согласно духу времени, он останавливается здесь на словах похвальных. Дробность рубрик, делений и подразделений здесь. изумительная. Софроний отдельно трактует о словах на день рождения младенцев,. на день очищения, на бракосочетание, на победу над врагами, на прибытие послов, в похвалу тех или других добродетелей, свойств, поступков и т. п. Для каждого из этих видов похвального слова указываются особые специальные правила, которым должен следовать оратор.

В начале 1698 г. над Лихудами неожиданно разразилась новая гроза, когда обнаружились компрометирующие Лихудов подробности в деле совратившего в латинство ученика их – дьякона Петра Артемьева. Петр Артемьев, в1688–1691 гг., вместе с Иоанникием ездил в Венецию, слушал уроки в тамошних школах и, увлекшись идеею соединения; церквей, принял унию. Возвратившись в Москву, он выступил горячим, до фанатизма, проповедником своих заблуждений.. В мае 1698 г., по доносу своего приходского священника, Петр Артемьев был позван на суд к патриарху и отдан на исправление и покаяние в Новоспасский монастырь. Уже само по себе совращение в латинство одного из учеников должно было повредить Лихудам в глазах высшей церковной власти. Отзывы Артемьева о своих учителях и те подробности, какие сообщил он в своих тетрадях, писанных в Новоспасском монастыре, о жизни Иоанникия за границей, еще более скомпрометировали их в глазах патриарха. Под влиянием этих обвинений, патриарх Адриан в июне 1698 г. удалил Лихудов в Новоспасский монастырь.

Здесь Лихуды пробыли до января 1704 г. За это время они составили два полемические сочинения против протестантства. Первое из них известно под заглавием «Лютерские ереси». По содержанию своему «Лютерские ереси» представляют краткий перечень особенностей, которыми протестантство отличается от православия как в догматическом, так и в обрядовом и в бытовом отношениях. Всех особенностей протестантства сравнительно с Лихуды указывают здесь 17. В позднейшей редакции «Лютерских ересей» число их доведено до 19-ти. Другое сочинение Лихудов против протестантов, записанное Лихудами в 1701 г., известно под именем «Слова о предопределении» и разрешает вопрос о предопределении и об условиях оправдания человека. Кроме богословских трудов, проживая в Новоспасском монастыре, Лихуды заявили себя и другими работами. Так они принимали участие в капитальном по тому времени издании, каков «Лексикон треязычный, сиречь речений славенских, еллиногреческих и латинских сокровище», составленный учеником их Федором Поликарповым. Лихуды вместе с Стефаном Яворским и Рафаилом Краснопольским, учителем славяно-латинской академии, рассмотрели этот лексикон и дополнили его, и уже в этом исправленном виде лексикон вышел в свет 1 декабря 1704 г. Следует упомянуть еще об одной богословско-филологической работе Лихудов, хотя она была выполнена ими несколькими годами ранее предыдущей. Именно ими был проверен и исправлен греческий текст «Православного Исповедания» в первоначальном издании Панагиота. Этот проверенный Лихудами греческий текст «Православного Исповедания» был издан Лаврентием Норманном, упсальским профессором (впоследствии готенбургским епископом), в Лейпциге в 1695 г. Поправки, внесенный Лихудами, он поместил на стороне, в виде вариантов или разночтений. Издание Норманна было повторено Гофманом в Бреславле в 1751 г. По исправленному Лихудами тексту «Прав. исповедания» был сделан и русский его перевод, изданный в 1695 г.

В январе 1704 г. последовал на Лихудов новый донос со стороны известного в свое время иллирийского шляхтича – Саввы Рагузинского. Это был выходец из Турции, где он состоял тайным агентом русского правительства. Донос Рагузинского был политического, а не религиозного характера. Рагузинский, должно быть, подтвердил обвинение, предъявленное против «самобратий» Лихудиевых еще в Константинополе Досиоеем и состоящее в том, что они пишут в Константинополь о современном положении дел московского государства. Обвинение возымело свое действие. Правительство нашло опасным оставлять Лихудов в Москве, куда в то время ожидали прибытия турецкого посла Мустафы-аги. И вот 27 января 1704 г. состоялся указ: «сослать их с Москвы в дальний монастырь до его великого государя указу, покамест турецкий посол на Москве побудет, и держать их в присмотрении и кормить их монастырскою пищею». 4 февраля состоялся новый указ: Лихудов предписывалось отправить на жительство «в Ипацкий монастырь, что в Костроме». В Ипатиевском монастыре Лихуды прожили до января 1706 г. Это было самое тяжелое время их жизни. Но и теперь они пользовались некоторою свободой; но крайней мере, их ссылка не была тем страшным заключением, когда преступник, закупоренный в четырех стенах, осуждался на полное отречение от всего, что было и есть за стенами его «узилища». Лихудам позволено было заниматься учеными работами и вести переписку со своими знакомыми и друзьями. Известна пространная греческая грамматика, оконченная ими в 1705 г., т. е. именно в Ипатиевском монастыре. Кроме того, они занимались в это время обширным полемическим сочинением против лютеран и кальвинистов. Оно было написано ими в опровержение трех лютеро-кальвинских сочинений: «Катехизиса» Иоакима Камерия, «Напоминаний» Киаспара Пейкера и «Метафизики» Иоанна Макковея. Лихуды назвали свой труд: «Обличением и показанием ересей Лютера и Кальвина». Написанное при тяжелых внешних условиях, без достаточных пособий и руководств, это обширное сочинение (состоящее из 486 листов) не представляет собою тех достоинств, которыми отличаются прочие богословско-литературные труды Лихудов. Это просто сборник разных трактаций, излагающих самые общие христианские истины. Лихуды в первой части своего сочинения раскрывают учение о Пресвятой Троице, о приснодевстве и святости Богоматери и догмат об иконопочитании. Во второй части своего сочинения, желая выяснить священное значение и важность православных храмов и их превосходство над протестантскими кирками, Лихуды подробно излагают учение «о храмах и о знаменовании находящихся в них вещей». Тон сочинения суровый, резкий и желчный, иногда даже бранчивый.

З1-го января 1706 г. состоялся указ, которым предписывалось «из Ипатского монастыря перевести Лихудов в новгородские монастыри, что в епархии новгородская и великолуцкого Иова митрополита..., а к Москве их, без его великого государя указу, отпускать не велеть». Лихуды вызывались в Новгород их давнишним благожелателем – митрополитом новгородским Иовом, в качестве учителей проектированного к открытию в Новгороде училища. Вместе с ними приехали для помощи им и некоторые «старые их ученики». Школа была помещена в обширном двухэтажном здании, нарочно для того построенном на счет софийской казны. Ученики брались для нее «из разных чинов и всякого возраста». В августе 1714 г., как видно из собственноручного письма митр. Иова к императору Петру І, в Новгородской школе числилось до 100 человек учащихся, а всего за время учительства Лихудов в Новгородской школе обучалось 153 человека. В училище с самого начала открылись два класса или школы: «одна на еллинском диалекте, другая точию на славенском общем диалекте». В славенской школе обучал переводчик Федор Герасимов, в греческой сами Лихуды.

Кроме преподавательской деятельности, Лихуды, проживая в Новгороде, занялись учеными богословско-литературными трудами, главным образом, переводами. Усердием ученых греков воспользовался вскоре и сам государь. В 1707 г. им посланы были для перевода две книги на латинском языке: Афанасия Бирхнера, иезуита, книга Сфинкс (Sphynx mystagoga, sive dіatriva hіeroglіphіca) и «Риза римских добродетелей Энея, иже в Виргиле, и того дел храбро сделанных». Перевод первой из указанных книг Лихуды снабдили кратким толкованием, что «суть сфинкс и мумия». Кроме указанных, Лихуды переводили, по поручению государя, и другие книги. В кабинетных бумагах императора хранится перевод «Сигизмунда Альберта об алтиллерии и о способах победить турок», исполненный Лихудами с итальянская языка yа славянский. Около того же времени Лихуды исправили службу св. Софии, Премудрости Божией, и вновь написали пролог, стихиры и канон в ее честь. Митр. Иов отправил эту работу справщику московской типографии Федору Поликарпову «посмотреть и исправить». Между тем новая служба не всем понравилась, и Иоанникий Лихуд написал ответ «О порицании новосочиненныя службы Софии, Премудрости Божией». Около того же времени Софроний Лихуд перевел с итальянская языка на греческий «Изъяснение арменския литургии» с венецианского издания 1690 г., а Ф. Поликарпов переложил этот перевод на русский язык. Можно думать, что перевод этот был сделан Софронием также по желанно императора. Дело в том, что в1701 г. армяне, чрез посредство некоторого Израэля Ория, обратились к императору с. просьбой об освобождении их от мусульманского ига. Император весьма сочувственно отнесся к этой просьбе. «Они (армяне) нас по единоверию просили взять под свое покровительство, – писал он, – и нам, ради христианства, армянам отказать в том нельзя». Северная война, поглотившая все внимание императора, помешала осуществлению этой мысли; тем не менее император не оставил ее окончательно и деятельно собирал об армянах сведения, пополнял их, поддерживал сношения с армянами и, как только заключен был ништадский мир (30 августа 1721 г.), немедленно предпринял поход в Персию. В переписке митр. Иова встречаем указания еще на два перевода, сделанные Иоанникием за время жизни в Новгороде, именно книги «О православии и «Толкования молитвы Господней, еже есть Отче ваш»; перевод последней книги в сентябре 1713 г. митр. Иов послал в дар царевичу Алексею Петровичу. Тогда же Иоанникий исправил житие преподобного Варлаама хутынского и написал ему похвальное слово. Кроме того, в сентябре 1708 г. Иоанникий составил «Слово торжественное о Софии, Премудрости Божией». Оно представляет собою отчасти историко-археологический, отчасти догматический трактат и состоит из двух частей: в первой, на основании древних летописцев, Иоанникий передает историю устроения и украшения храма; во второй – он переходит к решению вопроса об иконе Премудрости Бога-Слова и, объясняя ее своеобразный тип, излагает догматическое учение о воплощении Сына Божия, о взаимном отношении лиц божества и кратко передает учение о семи таинствах Церкви.

Софроний учительствовал в Новгороде менее двух лет. В конце 1707 г. он был отправлен митр. Иовом в Москву, чтобы принять там принадлежности так называемой верхней типографии, и уже более не возвратился в Новгород. В ближней государевой канцелярии в январе 1708 г. было решено взять в Москву также и Иоанникия. Но митр. Иов начал усиленно хлопотать пред государем и сильными мира, чтобы не брали из Новгорода Иоанникия и, если можно, возвратили к нему Софрония. Хлопоты митр. Иова повели к тому, что Иоанникий был оставлен при новгородской архиерейской школе, Софроний же возвращен не был. Иоанникий оставался учителем в Новгороде до 1716 г., до самой смерти своего покровителя – митр. Иова. В этом году, нуждаясь в помощи брата, он выхлопотал себе разрешение вернуться в Москву. Возвратившись в Москву, Иоанникий поселился на казанском подворье вместе с братом своим Софронием и разделил его труд по исправлению славянского перевода Библии. Вместе с братом он участвовал также в протесте московских богословов против Феофана Прокоповича, который в 1716 г. был вызван в Петербург для возведения в сан епископа. Смелый протест московских богословов не имел успеха. Митр. Стефан должен был сознаться, что он не читал сочинений Феофана. Феофилакт и Гедеон вынуждены были письменно извиниться в несправедливости возведенного на него обвинения. Лихудов на этот раз оставили в покое. Участие в протесте против Феофана был последним, известным нам, шагом общественной деятельности Иоанникия. 7 августа 1717 г. он скончался на 84 году жизни. Тело его было погребено при академии в нижней трапезной церкви Заиконоспассвого монастыря. Что касается младшего из братьев – Софрония, то, прибыв в Москву в конце 1707 г., он был назначен митр. Стефаном Яворским учителем школы «еллинского языка», необходимость в которой для русской церкви хорошо сознавал местоблюститель патр. престола. Эта школа помещалась на казанском подворье, в Ветошном ряду, и представляла как бы отделение академии. В 1722 г. она была переведена в здание синодской типографии. Одновременно с учительством в греческой школе, Софроний принимал деятельное участие в комиссии по пересмотру и исправлению славянского перевода Библии. Из сочинений, написанных Софронием за этот период его жизни, известен «Коллурий о лютой страсти очеболения Капитонского». Поводом для него послужило событие, имевшее место в Новгороде, где в то время содержался в архиерейском разряде под заключением известный расколоучитель Семен Денисов Вторушин. Митр. Иов неоднократно призывал его к себе и увещевал возвратиться к церкви и оставить раскол, но безуспешно. Не довольствуясь устною защитой своих мнений, Семен Денисов представил митр. Иову ряд писем или посланий. В одном из них он изложил «вины, объявляющие наше (т. е. раскольническое) разлучение от... церкви, каковыми доводами подтверждающеся, таковая творим». Митр. Иов поручил перевести послание Денисово на греческий язык, а Иоанникию Лпхуду написать его разбор и опровержение. Иоанникий, по старости и слабости сил, не успел или не сумел исполнить поручение митрополита, а вскоре затем переехал в Москву и поселился здесь вместе с братом своим Софронием. Более молодей и энергичный, Софроний, принял на себя труд, порученный Иоанникию, но, как иностранец, мало знакомый с русскою археологией и историей и самым мировоззрением русских старообрядцев, он и в способах суждения и в способах изложения оказался неспособным примениться к понятиям русских читателей. Вот почему его «Коллурий» (имеется в числе рукописей Румянцев«кого музея: см. по описанию Беляева) оказался непригодным для своей цели и не получил распространения ни среди православных, ни – тем более – среди раскольников; последним, вероятно, он остался даже совсем неизвестным.

Софроний учительствовал в греческой школе до начала 1722 г. В октябре 1721 г. лишен был кафедры и удален на покой в Нилову пустынь иркутский преосвященный Игнатий Смола. В числе прочих пяти кандидатов на иркутскую кафедру был представлен и Софроний Лихуд, но назначение его в Иркутск не состоялось. Вероятно, этому помешали его старость и болезненность, которые не обещали в нем деятельного и энергичного администратора.

17 февраля 1722 г. указом Синода «он был назначен архимандритом Солотчина монастыря, рязанской епархии. Солотчинские монахи, видимо, были недовольны назначением к ним архимандрита Софрония и встретили его с затаенною враждой и нерасположением. Вскоре эти вражда и нерасположение сказались уже открыто. На имя рязанская епископа Гавриила (Бужинского) поступил от монастырской братии целый ряд доношений и челобитных с обвинениями на архимандрита Софрония. Преосв. Гавриил, получив эти обвинения, переслал их в Синод. Со своей стороны он высказал мнение, что лучше всего определить Софрония к какому-либо другому месту, потому что он, действительно, «за своею древностию и скорбию, церковная служения отправлять и монастырских и вотчинных дел не токмо править, но и говорить не точио по-русски, но и по-гречески не может». Св. Синод отнесся к архимандриту Софронию внимательнее и милостивее. 12 июня 1727 г. он приказал: «оному архимандриту Софронию Лихудиеву быть в том монастыре настоятелем неотменно, и определенное ему жалование выдавать и пищею и прочим довольствовать неотложно для того, что он и во время определения в оный монастырь архимандритом уже был древен; токмо то определение учинено ему за многие его в школьном учении труды, ради утешения старости его, а не для управления монастырских и вотчинных дел, которые и в других многих местах отправляют наместники и келари и казначей с братиею». Но и после этого распри и раздоры в Солотчинском монастыре не прекращались. Дошло, наконец, до того, что в конце февраля или в начале марта 1729 г. Софроний решился покинуть свой монастырь и бежал в Москву. После такого происшествия Св. Синод, указом от 6 мая 1729 г., предписал: «Рязанской епархии Солотчинского монастыря Софрония Лихудьева, за всесовершенною старостию и изнеможением, по случаю параличныя болезни, от той архимандрии отрешить и определить, для успокоения старости его, в Новоспасский монастырь, что при Москве, в особую келью».

Вскоре после отставки от должности архимандрита, Софроний скончался в июне 1730 г. 78 лет о» рождения.

Определяя значение Лихудов в истории русского духовного просвещения, нельзя не признать, что их влияние в этой области было довольно широко и благотворно. Достаточно указать, что за время своего учительства в Москве и в Новгороде они подготовили немало вполне образованных воспитанников, каковы: Федор Поликарпов, Николай Семенов, Алексей Барсов, монахи – Косьма, Феолог, Иов, Палладий Рогов, доктор Постников, а из позднейших Федор Максимов. Все эти лица заявили себя плодотворною деятельностью на разных поприщах науки и жизни, и их имена служат лучшим доказательством благотворного влияния Лихудов на русскую церковную и общественную жизнь. Признавая это влияние, Св. Синод, в указе от 17 февраля 1723 г., назвал труды ученых братьев по обучению российского юношества «достохвальными, достополезными и всем известными».

Что касается в частности научно-литературный деятельности Лихудов, то, по обстоятельствам времени, она получила по преимуществу полемико-апологетический характер и направлялась то против латинян, то против лютеран и кальвинистов. Особенное значение и известность получила их полемика против латинян по вопросу о времени пресуществления святых даров. Значение Лихудов в истории споров о времени пресуществления настолько значительно, что некоторые исследователи считают возможным их именно признать виновниками этих споров. Но почему же Лихуды избрали для спора именно этот вопрос? Да потому, что он уже назрел, и был поставлен самою жизнью. Один из участников спора о времени пресуществлении, преосв. Афанасий холмогорский, ясно и отчетливо выразил истинную его причину, именно, что спор этот возник из-за книжных исправлений па печатном дворе («Чт. в Общ. Ист. и Древ. Росс.» 1903 г. кн. IV, стр. XXXVII). Действительно, в учительных и богослужебных книжках того времени были даны неодинаковые решения вопроса о времени пресуществования, что на практике, – при склонности русских людей того времени рассматривать всякий вопрос не столько с теоретической, сколько именно с практической, стороны, – вызывало ссоры о том, когда именно следует совершать «боголепное поклонение» телу и крови Христовой: во время ли великого выхода, во время ли произнесения слов Христовых «приимите, ядпте» и «пийте» или позднее при произнесении молитвы «сотвори убо хлеб сей» и д. В решении этого вопроса в богослужебных и учительных книгах того времени преобладает латинское мнение, но высказано и иное воззрение (раскольническое), а в «Скрижали» ясно выражен православный взгляд. Церковная практика по спорному вопросу также не представляет должного единообразия. Уже одно то, что с церковной кафедры самим патриархом произносится слово «О благоговейном в храме стоянии», в котором осуждается обычай совершать земной поклон во время великого выхода и предлагается покланяться при произнесены возгласов:«приимите, ядите» и «пийте»,что рассылаются особые послания «О согласии божественный литургии по указанному пункту с соборным Чиновником, иже учинен в 183 (1675) году», как делает это рязанский митрополит Павел, – все это ясно показывает, что вопрос о совершительном моменте таинства евхаристии уже до приезда Лихудов успел обратить на себя внимание московских книжных людей и сделался предметом обсуждения. С другой стороны, есть основания думать, что и сами Лихуды еще до приезда в Россию, на западе (благодаря спорам янсенистов с кальвинистами) имели случай основательно познакомиться с вопросом о пресуществлении, так что предмет московских недоумений был для них достаточно известен. Вот почему, вскоре по приезде в Москву, к ним обратились за разъяснениями и поддержкой и не только сторонники православия, но, – можно думать, – и их противники. Лихуды решили избрать этот вопрос темою для публичного диспута с Белободским и высказали полную готовность участвовать в разработке этого вопроса, устной и литературной. Политические страсти и личные счеты, наконец, искусная деятельность иезуитов – все это придало спору о времени пресуществления страстный и бурный характер, какого, быть может, он не получил бы при более спокойном настроении спорящих сторон. Но эта продолжительность и страстность спора не говорит ли вместе с тем и о том, что вопрос о времени пресуществления имел живое общественное значение и что правильное решение его было в высшей степени необходимо? Лихуды твердо стали на защиту православного понимания этого вопроса и оказали сильное влияние на решение его в должном направлении. В этом их заслуга пред русскою церковью. Литературными памятником участия Лихудов в споре о времени пресуществления служит обширное сочинение под заглавием: «Акос, или врачевание, противополагаемое ядовитым угрызением змиевым». Лихуды начали писать «Акос», по всей вероятности, вскоре по приезде в Москву и окончили его осенью 1687 г. 13-го декабря этого года, как обозначено в некоторых списках «Акоса», он был уже переведен на славянский язык». «Акос» изложен в форме вопросов ученика и ответов учителя. Всех вопросов и ответов двадцать один. Вторым крупным (более ценным, чем «Акос») трудом Лихудов в опровержении латинства были «Диалоги, сиречь разлогольства грека учителя к некоему иисуиту» или, – иначе, – «Мечец духовный». Сочинение это принадлежит Софронию. Это весьма удачный по времени, хотя и не совсем полный опыт обличительного богословия, написанный в форме разговора между иезуитом и греком. Всех «разглагольствий» или «диалогов» в «Мечце» двадцать один. – В 1692 г. Иоанникий Лихуд пересмотрел и исправил древнеславянский болгарский перевод литургии Иакова, сделанный Евфимием, патриархом Тырновским. – Есть основание думать, что Лихуды принимали также значительное участие в составлены двух обширных сборников того времени, направленных против латинства, – «Остна» и «Щита веры».

Но если можно скептически относиться к тому значению, какое имели Лихуды в истории вопроса о времени пресуществления, зато бесспорно высокое значение для русской церкви другого труда Лихудов (преимущественно Софрония): труда по исправлению и пересмотру славянского текста Библии Ветхого Завета. С замечательно верным пониманием потребностей русской церкви, Лихуды вскоре же по приезде в Новгород предлагают митрополиту Новгородсколу Иову вместе со своими «старыми учениками» заняться пересмотром и исправлением славянского текста книг Ветхого Завета. Но только через 6 лет после того 14 ноября 1712 г. именным высочайшим указом образована была комиссия, которой и поручалось «прочесть словенскую Библию и согласить во всем со греческою 70 преводников Библиею». Достойно замечания, что в состав этой комиссии, – кроме Софрония, который в списке исправителей занимает первое место, – вошли Федор Поликарпов, Николай Семенов, Алексей Барсов и монах Феолог – все ученики Лихудов. Некоторое, – незначительное, впрочем, – участие в трудах комиссии принимал и Иоанникий Лихуд. В течение 7 лет комиссия трудилась «со всяким усердно-тщательным радением» и к июлю 1720 г. окончила свой сложный и кропотливый труд, а к 1723 г. успела вторично пересмотреть и проверить исправления Пятокнижия Моисеева и книги Иова. Но труду Петровских справщиков не суждено была выйти в свет. Какие-то тайные причины остановили это святое дело, и только в 1735 г. вновь был поднят вопрос о напечатании новоисправленной Библии. Организуется ряд комиссий, которым поручается «освидетельствовать» работу Петровских правщиков, «исправно ли во всем учинено». Пятнадцать лет продолжается это свидетельствование и в конце концов исправители Елизаветинского времени приняли почти все исправления, внесенный комиссиею Петровских правщиков. С тех пор славянский текст Ветхого Завета, за ничтожными исключениями, остается без всяких изменений; таким образом, вот уже более 150 лет, как русская церковь имеет во всеобщем употреблении библейский ветхозаветный текст, правленый Петровскою комиссией, в которой Лихудам и непосредственно и посредственно (в лице учеников) принадлежит такое видное и почетное место.