Почему павел михайлович третьяков решил жениться. Павел Третьяков - основатель Третьяковской галереи: биография, семья, интересные факты

Одним из заметных событий празднования 150-летия Третьяковской галереи стал приезд в Москву потомков П.М. Третьякова, живущих в США. Благодаря усилиям сотрудников и руководства галереи, разыскавших семью Зилоти и сделавших ее визит в Россию реальностью, здесь впервые состоялась встреча тех, кто принадлежит к некогда многочисленному семейству, обитавшему в доме Третьяковых в Толмачах.

Семья Третьяковых.
Слева направо: Вера, Ваня, Вера Николаевна, Маша и Миша, Мария Ивановна, Павел Михайлович, Саша и Люба.
Москва. 1884

«Если детство может действительно быть счастливым, то мое детство было таковым. То доверие, та гармония между любимыми людьми, любившими нас и о нас заботившимися, было, мне кажется, самым ценным и радостным» - так писала в своих воспоминаниях Вера Павловна Зилоти, старшая дочь Павла Михайловича и Веры Николаевны Третьяковых, об атмосфере, царившей в их доме. Эта атмосфера любви, взаимного уважения, согласия была краеугольным камнем существования семьи на протяжении не одного поколения. Все, знавшие Павла Михайловича, вспоминали о его доверительных отношениях с «маменькой», как он называл ее до конца жизни, Александрой Даниловной, о дружбе с братом Сергеем Михайловичем, о внимании и заботе, которые Третьяков проявлял к многочисленным близким и дальним родственникам.

В 1865 году Павел Михайлович женился на Вере Николаевне Мамонтовой, происходившей из большой купеческой семьи. Брак этот оказался не просто удачным, его можно назвать идеальным. Вера Николаевна полностью разделяла взгляды и убеждения мужа, и, прежде всего, в том, что касалось главной цели его жизни - создания музея отечественного изобразительного искусства. Будучи матерью шестерых детей, хозяйкой большого дома, где постоянно бывало много гостей, Вера Николаевна находила время и силы на благотворительную деятельность: с октября 1867 года, по предложению городской Думы, она стала попечительницей только что открывшегося Пятницкого городского начального женского училища, а затем и членом попечительского комитета Арнольдовского училища для глухонемых детей. Она принимала самое активное участие в жизни училищ и приобщала к этому дочерей, о чем вспоминала В.П. Зилоти: «Мы бывали на всех экзаменах, на ежегодной елке, играли с детьми в игры. Всех знали по именам, знали судьбу каждой девочки. И были там своими. В моей жизни это было так до моего замужества и отъезда за границу. Мои сестры, жившие в Москве, впоследствии стояли близко к училищу».

Объединяла семью Третьяковых и любовь к искусству. Посещение театров, прежде всего оперы, концертов, музеев в Москве и во время путешествий по России и Европе было неотъемлемой частью их жизни. Обладавшая тонким вкусом и несомненным музыкальным дарованием, Вера Николаевна, сама серьезно занимавшаяся музыкой, стремилась передать свое отношение к искусству и детям. «Вера Николаевна играла дома всякий день по утрам. Я хорошо помню ясное утро: я сижу на теплом от солнечных лучей паркете в гостиной и играю в кукольный театр. А рядом в зале, соединенном с гостиной аркой, играет мать. Какие вещи она играла, я узнала много позднее, но я знала эти вещи и не помнила себя без них. Она играла ноктюрны Фильда, этюды Гензельта и Шопена. Шопена без конца.

Точно также я не помню себя без картин на стенах. Они были всегда», - писала в своей книге «Павел Михайлович Третьяков в жизни и искусстве» А.П. Боткина.

На память детям Вера Николаевна вела дневник, в который записывала не только забавные истории из их жизни, но и свои размышления об их развитии. В предисловии, адресованном дочери Александре, она писала: «Желая доставить себе удовольствие переживать с Вами каждый час Вашей жизни, я решила записать особенно приятные минуты, проявление особенной привязанности в Вас к чему-нибудь, также постепенное развитие в Вас духовной жизни, я думала сделать тебе этим приятное и оставить по себе и отце память как о людях, заботящихся сделать из Вас настоящих людей. Желание это было настолько искренне и сильно, что нельзя было бы сомневаться хотя вполовину за хорошее влияние всех начинаний».

Обращаясь к Вере, старшей дочери, Вера Николаевна написала: «Чувствуя, что музыка облагораживает человека, делает его счастливым, как я это видела на себе и на тете Зине (Зинаиде Николаевне Якунчиковой, старшей сестре Веры Николаевны. - Е.Х.), я решила как только возможно лучше передать вам это искусство.

Папаша твой тоже любил и понимал музыку, все-таки был он больше привязан к живописи и с полной преданностью служил этому искусству, покупая самые лучшие произведения старой и новейшей школы. ...Меня многие утешали, что для первого возраста ребенка лучше вашей обстановки нельзя было бы желать. Вследствие впечатления глаза, ты должна была размышлять, а музыка развивала в тебе другие стороны, более духовные, чувствительные».

В такой обстановке росли дети Третьяковых - Вера (р. 1866), Александра (р. 1867), Любовь (р. 1870), Михаил (р. 1871), Мария (р. 1875) и Иван (р. 1878). И думается, что именно особая духовная атмосфера этой семьи всегда помогала выдерживать испытания, выпадавшие на ее долю.

Павлу Михайловичу и Вере Николаевне пришлось вынести два самых трагических для родителей переживания - неизлечимую болезнь сына Михаила, родившегося с дефектом психики, и скоропостижную смерть от скарлатины восьмилетнего Вани, всеобщего любимца, на редкость чуткого и одаренного ребенка.

Вскоре после кончины Вани старшая дочь Третьяковых Вера вышла замуж за музыканта Александра Зилоти, сыгравшего значительную роль в истории русской культуры. Выдающийся пианист, любимый ученик Н.Г. Рубинштейна и Ф. Листа, двоюродный брат и учитель С.В. Рахманинова, близкий друг П.И. Чайковского, Зилоти был профессором Московской консерватории по классу фортепиано, затем главным дирижером Московского Филармонического общества, но самую широкую известность он приобрел как организатор и участник знаменитых «Концертов А. Зилоти». В этих концертах, проходивших до 1917 года в Петербурге, где с 1903 года жила семья Зилоти, принимали участие крупнейшие музыканты мира.

Вера Павловна в определенной степени повторила характер и судьбу своей матери - она тоже была человеком широких культурных интересов, талантливой музыкантшей, ее брак был таким же удачным и долгим, у нее тоже было шестеро детей, ей тоже пришлось пережить болезнь и смерть семилетнего сына. Но ей, как и двум другим дочерям Третьяковых - Любови и Марии, пришлось перенести то, чего никогда не могли даже предположить их родители, - потерю родины и связи с родными. В 1919 году, когда возникла реальная угроза для жизни
Александра Ильича, семья Зилоти вынуждена была уехать за границу, сначала в Финляндию, затем в Германию, а в 1922 году - в США. «На сто процентов «Московка», как она себя называла, Вера Павловна скончалась в 1940 году в Нью-Йорке, где незадолго до смерти написала замечательную книгу воспоминаний «В доме Третьякова», изданную в Америке в 1954 году, а в России лишь в 1998-ом.

Следующей, в 1920 году, уехала из России со своей семьей Мария Павловна. Ее муж, Александр Сергеевич Боткин, потомственный врач, морской офицер, участник многих экспедиций, занимавший в годы Первой мировой войны почетную должность Военного посредника в Финляндии, во время гражданской войны принял сторону Белого движения. Из Крыма Боткины уехали в Италию и с 1923 года поселились в Сан-Ремо, где вместе с ними жила и Любовь Павловна.

Семейная жизнь Любови Павловны сложилась не так удачно, как у ее сестер. Ее первый муж художник-маринист Николай Николаевич Гриценко, ученик А.П. Боголюбова, через шесть лет скончался от туберкулеза. Второй же брак, с художником Львом Бакстом, быстро распался, хотя именно Бакст, живший с 1910 года в Париже, был инициатором и организатором отъезда из России в 1922 году Любови Павловны и их сына Андрея, тоже ставшего впоследствии художником.

Таким образом, единственной из детей Третьяковых в России после революции осталась Александра Павловна. Возможно, в этом была своя закономерность: по характеру она более всего походила на отца, в ней была та же внешняя сдержанность, которую позже А.Н. Бенуа определил выражением «молчаливая монументальность», рассудительность, углубленность и при этом, как отмечала ее мать, особая чуткость «ко всему хорошему и великому». Недаром в одном из писем Павел Михайлович назвал ее «самой любимой моей девочкой».

Коллекция отца была для Александры Павловны неотъемлемой частью жизни. Когда во дворе дома Третьяковых заложили первый кирпич для постройки нового помещения галереи, ей было пять лет. На ее глазах строилась галерея, происходила развеска картин, открыли свободный доступ для посетителей.

Решение Павла Михайловича о передаче в 1892 году своего собрания в дар городу Москве не было для Александры Павловны, как и для всей семьи, неожиданностью. Не было у нее и сожаления - воистину дочь своего отца, она также была убеждена, что это собрание является национальным достоянием. Галерея по-прежнему оставалась для Александры Павловны родным домом, хотя к этому времени она уже была замужем за Сергеем Сергеевичем Боткиным и жила в Петербурге.

Когда после кончины П.М. Третьякова в 1898 году решался вопрос, кто, согласно выраженной в его завещании воле, войдет от семьи в Совет галереи, И.С. Остроухов написал И.Е. Репину: «Все мы надеемся, что семья выберет либо Александру Павловну, либо Сергея Сергеевича, что одно и то же». На что Репин ответил: «Ее никак нельзя обойти. Ближайшая наследница Павла Михайловича, ближе всех знакомая с симпатиями и планами покойного отца. Хотя еще и молодая, но умная, энергичная особа, с большой любовью и пониманием искусства как выросшая в этой галерее».

В Совете галереи Александра Павловна деятельно работала в течение двенадцати лет, после чего ее заменила Вера Павловна. В числе своих задач Совет считал создание мемориальной комнаты и обширной биографии П.М. Третьякова. В сборе архивных материалов для осуществления этого Александра Павловна принимала самое активное участие. Занималась она и отбором произведений для галереи на всевозможных выставках и в мастерских художников.

Более других дочерей Александра Павловна унаследовала от отца и влечение к собирательству произведений искусства. Определенным толчком к развитию этого влечения послужил ее брак с Сергеем Сергеевичем Боткиным. Пошедший по стопам отца, Сергея Петровича Боткина, он стал известным медиком, профессором Военно-медицинской академии. В семье Боткиных любовь к искусству и страсть к коллекционированию являлись фамильной чертой. Дядя Сергея Сергеевича, Михаил Петрович Боткин, был известным живописцем; другой дядя, Дмитрий Петрович, имел одну из лучших в России коллекций западной живописи; крупными коллекционерами стали его двоюродные братья - Петр и Сергей Ивановичи Щукины.

Сергей Сергеевич собирал произведения русского искусства, главным образом рисунки русских художников. В 1901 году журнал «Новое время» назвал его коллекцию такой богатой и редкой, «которой может, пожалуй, позавидовать даже и Третьяковская галерея». Безусловно, в пополнении этой коллекции участвовала и Александра Павловна.

Дом Боткиных в Петербурге был таким же уютным и гостеприимным, как и дом Третьяковых в Москве. И как когда-то в семье Третьяковых, в доме Боткиных постоянно бывали художники, музыканты, артисты. Следуя семейным традициям, Сергей Сергеевич и Александра Павловна постоянно оказывали художникам материальную помощь. Когда из-за недостатка средств был на грани закрытия журнал «Мир искусства», Боткины поддержали его материально, причем сделано это было, по словам Д. Философова, «без шума, как-то незаметно и скромно».

Скоропостижная кончина Сергея Сергеевича в январе 1910 года была страшным потрясением не только для семьи, но и для всех друзей и знакомых. После смерти мужа судьба коллекции стала предметом особой заботы Александры Павловны. В 1912 году она начала работать над подготовкой издания иллюстрированного каталога, но начавшаяся Первая мировая война и последовавшая затем революция помешали осуществлению ее замысла. За неделю до октябрьского переворота Александра Павловна, по совету П.И. Нерадовского, отдала коллекцию на временное хранение в Русский музей, где она и находится по сию пору.

Дом Боткиных в Петербурге был национализирован и передан под коммунальные квартиры. Александра Павловна вернулась в Москву, где жила ее старшая дочь Шура, ставшая женой артиста Московского Художественного театра К.П. Хохлова. По странному скрещению судеб отец Константина Павловича, Павел Иванович Хохлов, когда-то был служащим в магазине П.М. Третьякова, о нем вспоминает в своей книге В.П. Зилоти.

В начале двадцатых годов Александре Павловне, как и большинству людей ее круга, пришлось перенести многие тяготы того времени - лишение в правах, уплотнение, отсутствие средств, полуголодное существование в перенаселенной коммунальной квартире и, главное, расставание с близкими - уехавшими, арестованными, расстрелянными, исчезнувшими навсегда.

Но, несмотря на все пережитое, Александра Павловна никогда не жаловалась. Она помогала дочерям - Александре, ставшей киноактрисой, и Анастасии, работавшей в театральном музее в Ленинграде, воспитывала внука, вновь вернулась в галерею, где много лет была членом ученого совета, а в 1937 году начала работать над книгой об истории создания Третьяковской галереи. Эту книгу, первое издание которой вышло в 1951 году, а сейчас готовится шестое, Александра Павловна посвятила памяти отца - Павла Михайловича Третьякова.

Перед Вами биография блистательного человека Павла Михайловича Третьякова, основателя Третьяковской галереи. Родился он в богатой семье 27 декабря 1832 года, принадлежал к купеческому роду.

В детстве получил отличное домашнее образование. Повзрослев, помогал отцу в коммерческих делах. После смерти отца семейным предприятием руководила мать, а когда её не стало, Павел взял инициативу в свои руки.

С братом Сергеем, построил несколько фабрик в Костромской губернии. Дело имело успех. На фабриках трудилось много народу, предприятие приносило прибыль.

В 1865 году Третьяков взял в жены Веру Мамонтову. Вера любила музыку и, так же, как и её супруг, живо интересовалась искусством.

Павел Михайлович известен нам, прежде всего как основатель Третьяковской галереи . С чего же началась его тяга к коллекционированию?

В 1854 году он покупал картины у Сухаревской Башни, первыми его приобретениями оказались полотна голландских художников. Через несколько лет Третьяков приобретает картины Худякова и Шильдера. Картины этих художников стали основой для будущей выдающейся коллекции.

В 1860 году Павлом Третьяковым была сформулирована идея создания русской национальной художественной галереи. Он коллекционировал в основном произведения современников, приобретал картины на художественных выставках, заглядывал и в мастерские, где покупал только что написанные картины. Третьяков делал очень многое для поддержки русских художников.

Павел Михайлович не ограничивался одиночными покупками. У Василия Васильевича Верещагина , например, купил разом аж 144 картины и еще 127 рисунков написанных карандашом. У Василия Поленова купил 102 этюда, а у Виктора Васнецова были куплены собрания его эскизов.

В коллекции Третьякова были представлены лучшие работы лучших русских художников. Картины Репина , Перова, Крамского , Левитана , Сурикова , Серова - всё было собранно в одну большую дорогостоящую коллекцию.

В 90-ые годы 19 века Павел Михайлович обращает внимание на древнерусскую живопись. Коллекцию начинают пополнять иконы. Брат Сергей разделял его увлечения и тоже собирал картины, правда европейских художников. В 1892 году Сергей умер, и свою коллекцию он завещал Павлу.

Так, Третьяковская галерея пополнилась залами художников западной школы. Коллекция становилась все более и более значительной. Слава о ней разнеслась не только по всем городам и весям Российской Империи, но и в Европе. Европейцы, приезжавшие в Россию, во что бы то ни стало хотели увидеть потрясающую коллекцию.

В последний летний месяц 1892 года Третьяков подарил свою коллекцию своему городу - Москве. В коллекции Павла Михайловича насчитывалось множество картин, икон и рисунков. Спустя год состоялось открытие «Московской городской галереи Павла и Сергея Михайловичей Третьяковых».

После того, как коллекция картин стала государственной, он не бросил любимого дела, продолжая покупать картины и всячески помогать художникам, год за годом, пополняя свой музей новыми произведениями русского искусства.

Меценат Павел Третьяков оставил огромный след в русской истории, собрав великолепную коллекцию картин. Он помогал художникам найти в жизни применение своего таланта. Судьба многих талантливых живописцев была непростой, а Павлу Михайловичу удавалось сделать её чуть лучше. Умер Павел Третьяков в конце 1898 года, похоронен в Москве.

Павел Михайлович Третьяков женился в августе 1865 года на Вере Николаевне Мамонтовой, двоюродной сестре известного мецената Саввы Ивановича Мамонтова. За пять следующих лет у них родились три дочери - Вера, Александра и Любовь. Следующий сын Михаил стал для семьи проблемой, так как родился слабоумным. Потом на свет появились Мария и младший, самый любимый сын Иван, проявивший большие способности к музыке. Но он прожил недолго: восьми лет от роду мальчик скончался от менингита. Горе Павла Михайловича было бесконечно.

В 1887 году старшая дочь Вера вышла замуж за Александра Ильича Зилоти - талантливого музыканта, близкого родственника композитора Сергея Рахманинова. Вера Павловна и сама была способной пианисткой. Петр Ильич Чайковский, часто бывавший в доме Третьяковых, даже советовал ей поступить в консерваторию.Третья дочь Павла Михайловича, Любовь, с благословения отца вышла замуж за художника Н.Н. Гриценко. Вторым ее мужем стал знаменитый художник Л. С. Бакст, известный, кроме картин, еще и оформлением балетов для Русских сезонов С. П. Дягилева в Париже.Две другие дочери Третьяковых стали женами сыновей известного врача-клинициста Сергея Петровича Боткина (1832-1889): Александра вышла за врача и коллекционера Сергея Сергеевича Боткина, Мария - за военного моряка, врача, изобретателя, путешественника Александра Сергеевича Боткина.

Александра позже написала замечательную книгу об отце: «Павел Михайлович Третьяков в жизни и искусстве».Жена Сергея Михайловича Третьякова, Елизавета Сергеевна, умерла рано, родив ему сына Николая и дочь Марию, умершую во младенчестве. Воспитываясь у бабушки, он получил хорошее образование, занимался музыкой и живописью, играл в театре, как отец и дядя увлекался коллекционированием произведений искусства.По воспоминаниям современника, однажды Николай Сергеевич Третьяков обратился за советом к своему знаменитому дяде, Павлу Михайловичу, с вопросом - продолжать ли ему дальнейшие занятия живописью? Тот внимательно просмотрел его работы и сказал: «Брось! Ничего не выйдет». Однако упрямый племянник не оставил рисование. Он писал и выставлял свои натюрморты, пейзажи и жанровые произведения, а в 1896 году преподнес Третьяковской галерее картину «Утром на даче» (другое ее название -«За чаем»). На ней изображена его семья: жена, дочь, сын и их воспитательница.

Но как бы ни относился Павел Михайлович к творчеству племянника, знаменитый меценат, по-видимому, высоко ценил его как личность. В частности, Павел Михайлович предполагал, что после его смерти именно Николай станет пожизненным попечителем Третьяковской галереи. Однако тот, увы, скончался в 1896 году в возрасте 39 лет, даже раньше самого Павла Михайловича..В деле коллекционирования произведений искусства братья Третьяковы, естественно, были не первыми. Собирательство различного рода,в том числе и живописных полотен, было весьма распространено в купеческой среде того времени. Известно, например, что купцы Кокорев и Сол-датенков владели большими собраниями картин. Но они хотели, прежде всего, удачно вложить капитал, в то время как Третьяковы с самого начала мечтали о создании музея русского изобразительного искусства.Праправнучка Павла Михайловича Третьякова Екатерина Хохлова, она же - правнучка Александры Павловны Третьяковой (средней дочери мецената) и Сергея Сергеевича Боткина и внучка актрисы Александры Сергеевны Хохловой и режиссера Льва Кулешова.В 1970-е, - рассказывает она, -в Москву приезжал из Америки младший сын Веры Павловны (старшей дочери мецената) и Александра Ильича Зилоти - Лев. Интересно, что сын Льва и внук Веры Павловны, Алекс носит уже фамилию Силоти, он - инженер-компьютерщик и тоже приезжал в Москву вместе с двумя племянницами. Они уже совершенно американцы, по-русски не говорят. Очень удивлялись, что их предок так знаменит в России, и практически ничего не знали про Третьяковскую галерею.

По словам Екатерины Хохловой, потомки Третьяковых остались только у Льва. Остальные внуки Павла Михайловича Третьякова были бездетны.От этой ветви, - говорит она, -из прямых родственников осталась только я, мой сын и внуки. У третьей дочери Павла Третьякова Любови было двое детей: дочь Марина от первого мужа, художника Николая Гриценко, который умер молодым от чахотки, и сын Андрей - от второго мужа, художника Льва (Леона) Бакста. Кстати, Марина Николаевна, пожалуй, единственная из наших близких родственников по линии Третьяковых, всю жизнь прожила в России и похоронена на Новодевичьем кладбище. Она не была замужем, детей у нее не было. Андрей Бакст тоже умер бездетным, но в Париже. У последней дочери Третьякова, Марии, вышедшей замуж за брата Сергея Сергеевича Боткина, была одна дочь, но она умерла бездетной. Сын Павла Михайловича Третьякова Михаил родился больным и тоже не оставил потомства. А младший сын Иван умер ребенком. Мой сын уже не Хохлов, а Фадеев. Людей, носящих фамилию Третьяковых и являющихся наследниками Павла Михайловича по прямой линии, сегодня нет.

Третьяков Павел Михайлович

Моя идея была с самых юных лет наживать для того, чтобы нажитое от общества вернулось бы обществу в каких-либо полезных учреждениях.

П. М. Третьяков

Искусство играет важную роль в жизни человека. Живопись и скульптура, музыка и архитектура, театр и кино окружают нас, неся «разумное, доброе, вечное», делая нашу жизнь духовной и нравственной.

Живопись – одна из ярчайших граней искусства. Миллионы полотен находятся в стенах музеев и выставочных залов, являются украшением частных коллекций. Веками формировались художественные фонды, по крупицам собиралось все то, что сегодня принадлежит всему человечеству.

Но кто создавал художественные галереи? Кто коллекционировал полотна? На чьи средства приобретались шедевры живописи? История сохранила для нас имена тысяч людей, которым не чужды были такие понятия, как меценатство, благотворительность, бескорыстие. Одним из них был россиянин Павел Михайлович Третьяков.

Третьяков Павел Михайлович – предприниматель, меценат, коллекционер, благотворитель. Потомственный почетный гражданин (1856), коммерции советник (1880), почетный гражданин г. Москвы (1897). Член московского отделения Совета торговли и мануфактур (1868–1889). Действительный член петербургской Академии художеств (1893). Член Русского музыкального общества (1860–1898), член совета Московского художественного общества (1872–1894).

Третьяковы происходили из старого, но небогатого купеческого рода, ведущего свою историю с 1646 года. Прадед Павла Михайловича Третьякова и его брата Сергея Михайловича – Елисей Мартынович – прибыл в Москву из города Малый Ярославец в 1774 году семидесятилетним стариком с женой и двумя сыновьями – Захаром и Осипом. Дед – Захар Елисеевич – был московским купцом 3-й гильдии. В 1828 году он открыл в Москве заведение по окраске и крахмалению холста и парусины. Отцу П. М. Третьякова – Михаилу Захаровичу (1801–1850), московскому купцу 2-й гильдии, удалось расширить семейное дело. Ему принадлежало пять лавок в Старых рядах на Красной площади, в которых велась торговля полотном, а в 1846 году он купил и в 1847-м перестроил «торговые, всенародные, дворянские и семейные мужские и женские бани» в Якиманской части Москвы. Но по-настоящему большого размаха дело Третьяковых достигло при следующем поколении. Павел Михайлович Третьяков унаследовал дело отца в первой половине 1850-х годов. Торговый дом «П. и С. братья Третьяковы и В. Коншин» появился в Москве в 1860 году. Наследники Третьякова продолжали торговое и промышленное дело. Им принадлежала льноткацкая и льнопрядильная фабрика в Костроме.

Михаил Захарович, отец собирателя, проявил в торговле большую энергию и способности. В 1831 году он женился на Александре Даниловне Борисовой, дочери крупного коммерсанта по экспорту сала в Англию. Поначалу отец считал брак дочери неравным, но время показало, что зять Данилы Борисова оказался весьма деловым и удачливым. В 1832-м у молодых родился первенец – Павел Михайлович Третьяков, а в 1834 году – Сергей Михайлович.

Образ жизни всех Третьяковых был самый патриархальный, интересы редко простирались дальше лавки, дома и церкви. Детей с детства приучали к труду, воспитывали в строгости, траты на «пустяки» не допускались. Зато чтение книг всячески поощрялось.

С самых юных лет Павел Михайлович служил мальчиком в лавке. Там ему приходилось не только бегать по поручениям, зазывать покупателей и помогать их обслуживать, но и выносить помои, подметать полы. Конечно, с тех пор многое изменилось, и представить себе сына какого-нибудь известного предпринимателя за такими занятиями уже совершенно невозможно. Однако сам принцип приучения к труду с малолетства вряд ли устарел. Во всяком случае, уже в зрелые годы П. М. Третьяков не раз говорил: «Работаю потому, что не могу не работать», «Праздность – мать пороков, труд человека кормит, а лень портит».

В 13 лет Третьяков перешел из лавки в контору отца, где учился вести торговые книги и работать с оптовыми покупателями. Следует заметить, что Михаил Захарович настаивал на том, чтобы к его сыновьям и в лавке, и в конторе относились так же, как к простым служащим. Такое воспитание не только позволило Павлу Михайловичу подробно ознакомиться со всеми ступенями того дела, которое ему предстояло унаследовать, но и привило уважение ко всем людям, честно зарабатывавшим свой хлеб. Наставляя своих детей, он говорил: «Каждая профессия должна давать средства к жизни. Каждая профессия почетна, если ведется честно. Честный сапожник, трудолюбивый и искусный в своем деле, лучше нечестного или же неталантливого ученого». Это полное отсутствие снобизма было одним из важнейших правил ведения дел в том круге, к которому принадлежал П. М. Третьяков.

Отец Павла Михайловича был человеком слабого здоровья и умер в 1850 году в возрасте сорока девяти лет. Согласно завещанию жене Александре Даниловне следовало распоряжаться всеми делами до достижения 25-летия младшего из сыновей – Сергея, сыновей Павла и Сергея воспитывать до совершеннолетия, не отстранять от торговли и от своего сословия и дать им приличное образование.

Братья, унаследовавшие дело отца, стали развивать операции по закупке льна, его переработке и продаже текстильных изделий. В 1864 году они основали известнейшую Новую Костромскую мануфактуру льняных изделий, построили в Костроме несколько фабрик по переработке льна, через два года учредили знаменитое Товарищество Большой Костромской льняной мануфактуры с капиталом 270 тысяч рублей золотом.

Лен в России всегда считался коренным русским товаром. Экономисты из числа славянофилов всегда восхваляли лен и противопоставляли его «иноземному» американскому хлопку. Мануфактура братьев Третьяковых имела сначала всего одну паровую машину и 22 ткацких станка. Но к концу столетия она производила больше пряжи, чем льнопрядильни Швеции, Голландии и Дании вместе взятые. Ткани Костромской мануфактуры получили Гран-при на всемирных выставках в Париже в 1900 году и Турине в 1911-м, отечественные же награды исчислялись десятками. Это производственное предприятие существует в Костроме и в настоящее время. Оно производит известные не только в России, но и далеко за ее пределами высококачественные жаккардовые, набивные, гладкокрашеные и пестротканные льняные изделия (некоторые даже с ажуром и вышивкой).

Следует отметить, что Павел Михайлович Третьяков потратил на организацию картинной галереи в Москве около полутора миллионов рублей. Свыше трети этой суммы он получил в виде прибыли от Новой Костромской льняной мануфактуры. Таким образом, костромские текстильщики внесли свой вклад в создание национальной сокровищницы – знаменитой Третьяковской галереи. На фабрике «Товарищества Ново-Костромской льняной мануфактуры» были созданы школа, больница, родильный дом, дом престарелых, ясли и потребительское общество. Фабрика Третьякова считалась одной из самых передовых и благоустроенных фабрик России того времени. Павел Михайлович заботился и об улучшении бытовых условий рабочих.

Расширяя дело отца, братья Третьяковы построили также бумагопрядильные фабрики, на которых работало около 5 тысяч человек.

Торговые и промышленные дела Третьяковых шли очень успешно, но все-таки эта семья никогда не считалась одной из самых богатых. В дальнейшем успешное ведение дел позволило братьям тратить немалые средства на благотворительные цели, а также собирание художественных коллекций. При создании своей знаменитой галереи Павел Михайлович тратил огромные, в особенности по тому времени, деньги, может быть, несколько в ущерб благосостоянию своей собственной семьи. А семья у него была немалая.

В 1865 году Павел Михайлович женился на Вере Николаевне, урожденной Мамонтовой, которая была на 13 лет моложе супруга. Она приходилась двоюродной сестрой знаменитому русскому предпринимателю, промышленнику и филантропу, основателю Московской частной оперы Савве Ивановичу Мамонтову и двоюродной тетушкой Вере Мамонтовой, ставшей моделью для картины В. А. Серова «Девочка с персиками» (1887). В браке родились шестеро детей – двое мальчиков и четыре девочки. Отношения в семье складывались счастливо, все дети дружили между собой. Старшие Вера и Саша были погодками, потом шли Люба и Миша, позднее, через четыре года после Миши, родилась Маша, а за ней последний – Ванечка, всеобщий любимец. Увы, Миша родился больным и был не дееспособным. Большое горе обрушилось на семью Третьяковых в 1887 году, когда за три дня от скарлатины, осложненной менингитом, умер восьмилетний Ваня. Для Павла Михайловича это было крушением всех надежд: на продолжение рода, продолжение художественной и всякой другой деятельности.

Дочерям родители предпочли дать домашнее образование. Отец был для девочек примером трудолюбия, развивал вкус к хорошей живописи, а Вера Николаевна наградила дочерей музыкальными способностями. В зале стояли два концертных рояля фирмы «Бехштейн». Вера, Саша, Люба и Маша постоянно занимались музыкой, но особенно способной была Вера. Друг семьи, Петр Ильич Чайковский, даже советовал ей поступать в консерваторию, но отец, будучи сторонником строгого воспитания, не позволил сделать этого.

В доме Третьяковых бывали И. С. Тургенев, композиторы Н. Г. Рубинштейн и П. И. Чайковский, художники И. Е. Репин, В. И. Суриков, В. Д. Поленов, В. М. Васнецов, В. Г. Перов, И. Н. Крамской. С некоторыми из них семья была в родстве: брат П. И. Чайковского Анатолий был женат на племяннице Павла Михайловича; жена художника В. Д. Поленова, Н. В. Якунчикова, приходилась племянницей Вере Николаевне.

Павел Михайлович, сам купец в четвертом поколении, желал, чтобы его дочери вышли замуж только за купцов. Но так случилось, что старшая из дочерей Вера полюбила талантливого пианиста Александра Зилоти, двоюродного брата композитора С. В. Рахманинова. Зная, что отец может не дать благословения на брак с музыкантом, Вера очень нервничала, даже заболела. Когда Павел Михайлович увидел страдания дочери, все его теории в отношении партии для своих дочерей полетели в тартарары. Родители пришли к Вере и сказали: «Мы дадим его тебе, только не хворай». Брак Веры Третьяковой и Александра Зилоти состоялся в феврале 1887 года. Мужем Александры стал врач и коллекционер Сергей Боткин. Его брат Александр, доктор, затем гидрограф, исследователь Севера, женился на Маше. В мае 1894 года Люба вышла замуж за художника Николая Гриценко. Овдовев в 1900 году, Любовь Павловна второй раз вышла замуж за знаменитого Льва Бакста, живописца и графика, создателя костюмов и декораций к дягилевским спектаклям в Париже. Павлу Михайловичу достало широты взглядов, чтобы оценить по достоинству всех этих молодых людей.

Об особенностях воспитания Павлом Третьяковым своих дочерей может свидетельствовать вот какой факт. В 1893 году Павел Михайлович написал очень большое серьезное письмо дочери Александре, в котором объяснял свое представление о родительском долге: «Нехорошая вещь деньги, вызывающая ненормальные отношения. Для родителей обязательно дать детям воспитание и образование и вовсе не обязательно обеспечение». В том же письме были и такие слова: «Моя идея была с самых юных лет наживать для того, чтобы нажитое от общества вернулось также обществу (народу) в каких-либо полезных учреждениях; мысль эта не покидала меня всю жизнь».

Вот как описывала облик Третьякова его дочь, Александра Павловна Боткина:

«Сухой, тонкокостный, высокий Павел Михайлович делался сразу небольшим, когда садился, – так длинны были его ноги. Глаза под густыми торчащими бровями, хотя и не черные, а карие, казались угольками.

Говорили, что когда Павел Михайлович сердился, он "пылил", глаза метали искры, брови становились дыбом, лицо краснело. Рассказывали, что он тряс, держа за шиворот, десятника, когда два плохо вмазанных в потолке Галереи стекла посыпались и могли поцарапать картины.

Руки Павла Михайловича, с длинными пальцами, были красивы. Волосы его были темно-каштановые, но на усах и бороде светлее, чем на голове.

Одет он был всегда в двубортный сюртук, рубашку с отложным воротником и белым батистовым галстуком бантиком. Сапоги были неизменно с квадратными носками и мягкими голенищами, которые скрывались брюками. Только в жару летом он облачался в белый парусиновый или чесучевый костюм.

Осеннее драповое пальто было всегда одного и того же фасона. Сколько лет он носил то же пальто и как часто заказывал новое, нам никогда не приходило в голову. Казалось, что он всю жизнь проходил в одном и том же пальто, в одной и той же фетровой шляпе с широкими полями. Другой я на нем не видала. Летом ходил он в панаме всегда одного фасона. Он был неотделим от своей одежды».

Павел Третьяков с юных лет очень любил театр, музыку, библиотеки. Первые покупки художественных произведений, сделанные им, относятся к середине 1850-х годов. Поездка в 1852 году в Петербург на всю жизнь оставила в нем неизгладимое впечатление. Он впервые побывал в Эрмитаже и просто влюбился в живопись. Увлеченный искусством Третьяков в 1854 году начал собирать художественную коллекцию национальной русской живописи. Первые его приобретения – около десяти графических листов старых голландских мастеров – куплены на «развалах» у Сухаревой башни. Эти рисунки до самой смерти Третьякова украшали его жилые комнаты.

Несколько слов о знаменитых «развалах на Сухаревке». Возникли они после войны 1812 года. Возвратившись в родной город, москвичи начали разыскивать свое разграбленное во время войны имущество. В это время появился приказ генерал-губернатора Растопчина, в котором объявлялось, что «все вещи, откуда бы они взяты ни были, являются неотъемлемой собственностью того, кто в данный момент ими владеет», и что «всякий владелец может их продавать, но только один раз в неделю, в воскресенье, в одном только месте, а именно: на площади против Сухаревской башни».

Там можно было найти абсолютно все: от ворованной одежды до редких книг и подлинных произведений искусства. Вот что пишет Владимир Гиляровский в своей книге «Москва и москвичи»: «Я садился обыкновенно направо от входа, у окна, за хозяйский столик вместе с Григорьевым и беседовал с ним часами. То и дело подбегал к столу его сын, гимназист-первоклассник, с восторгом показывал купленную им на площади книгу (он увлекался "путешествиями"), брал деньги и быстро исчезал, чтобы явиться с новой книгой. У этого самого Григорьева (хозяина тамошнего трактира) была большая прекрасная библиотека, составленная им исключительно на Сухаревке».

«Был интересный случай. К палатке одного антиквара подходит дама, долго смотрит картины и останавливается на одной с надписью: "И. Репин"; на ней ярлык: десять рублей.

– Вот вам десять рублей. Я беру картину. Но если она не настоящая, то принесу обратно. Я буду у знакомых, где сегодня Репин обедает, и покажу ему.

Приносит дама к знакомым картину и показывает ее И. Е. Репину. Тот хохочет. Просит перо и чернила и подписывает внизу картины: "Это не Репин. И. Репин". Картина эта опять попала на Сухаревку и была продана благодаря репинскому автографу за сто рублей». Это тоже цитата из В. Гиляровского.

Говорили, что среди хламья на Сухаревке можно было обнаружить даже подлинник Рембрандта. Но, не имея на первых порах опыта и разносторонних знаний в области искусства и руководствуясь глубоким патриотическим чувством, Третьяков решил сосредоточиться на собирании работ современных ему русских художников. Известно, что никакого специального художественного образования Павел Михайлович не имел. Тем не менее он покупал работы своих еще малоизвестных, но талантливых современников. Более того, у того или иного мастера он, как правило, приобретал наиболее значительные работы. Картина В. Г. Худякова «Стычка с финляндскими контрабандистами» (1853) появилась у Третьякова одной из первых в 1856 году. Этот год и считается временем рождения Третьяковской галереи. Затем последовала покупка работ И. П. Трутнева, А. К. Саврасова, К. А. Трутовского, Ф. А. Бруни, Л. Ф. Лагорио и др. Зная о произведениях К. П. Брюллова, находящихся в Италии, Третьяков попросил приобрести у наследников археолога М. Ланчи его портрет. Таким образом в 1860 году в коллекции появилась первая работа «великого Карла» – «Портрет археолога М. Ланчи» (1851). Так Третьяковым была начата многолетняя самоотверженная собирательская работа, скромная, не рассчитанная на рекламу и восхваления. Можно сказать, что уже с самого начала коллекционирования он имел ясное представление о цели своего труда.

За 42 года своего собирательства Павел Михайлович встречался и общался с огромным множеством людей. Первым его другом был брат Сергей Михайлович. Братья-погодки вместе росли и развивались. Характеры у них были совершенно разные, но именно поэтому удачно дополняли друг друга. В торговых делах они безусловно полагались друг на друга, в художественных – тоже нередко действовали сообща. Братья совместно купили Ташкентскую коллекцию Верещагина, были и отдельные случаи, когда Павел Михайлович советовал Сергею Михайловичу приобрести хорошие вещи, которые сам по какой-то причине в тот момент купить не мог. Это были картины: Васильева – «В Крымских горах», Перова – «Птицелов», Куинджи – «Украинская ночь», Бронникова – «Освящение гермы», Гуна – «Попался». Неизвестно, как встретил Павел Михайлович желание брата собирать картины иностранных художников, но со временем он очень заинтересовался этими приобретениями. Собрание Сергея Михайловича получилось исключительным по качеству. Он покупал, менял, улучшал. Когда он умер в 1892 году, осталось 84 произведения 52 художников, работавших в XIX веке, по большей части французских мастеров.

Сохранилось много писем Сергея Михайловича к брату, где он сообщал о покупках и встречах, о делах фабрики (о переходе на восьмичасовой рабочий день, о проведении электричества и т. д.). Писал он и о картинах русских художников. Писем же Павла Михайловича, к сожалению, имеется мало. Вот одно из них.

«Любезный брат! Принять участие в Академической комиссии никак не могу; я так занят, что ты не можешь себе представить, не видя близко постоянную мою жизнь, занят не только делами, но двумя разными общественными обязанностями, которые все-таки не могу исполнять так, как желал бы. Вот, например, нельзя заключить фабричный баланс без того, чтобы я не побывал на фабрике, а я не могу выехать туда ранее конца этого месяца. В Петербурге летом я ни разу не был по неимению времени. Осенью могу быть свободным, тогда я стремлюсь уехать. Ты живешь в Петербурге и пользы в Комиссии принесешь больше меня.

Получены пастели Лермита, из них "Весна" с фигурами, чудесная и совершенно достаточная. Лишние экземпляры только портят впечатление. Другое дело, если бы был еще один экземпляр черный вроде бывших больших на последней выставке. Поздравляю с именинницей. Желаю всего лучшего.

К этому времени коллекционирование в России перестало быть чисто дворянским занятием. Инициатива, как и во многих других областях, здесь перешла к просвещенным кругам купечества и интеллигенции. Самую первую художественную галерею основал некто Свиньин, его галерея, называвшаяся «Русским музеем», существовала с 1819 по 1839 год, а впоследствии была продана на аукционе. Следует упомянуть, что наиболее значительные художественные ценности в дореволюционной России были собраны купеческими кругами, представители которых не жалели средств на приобретение произведений искусства. Однако деятельность большинства купцов на поприще коллекционирования во многом обусловливалась модой. Собранные ими картины служили, как и у дворян, лишь для украшения собственных апартаментов. Коллекции собирали братья Боткины, К. Т. Солдатенков, Ф. И. Прянишников, В. А. Кокорев, Г. И. Хлудов, И. И. Четвериков, М. М. Зайцевский, В. С. Лепешкин, П. Образцов, позднее – братья Щукины, И. А. Морозов, С. И. Мамонтов и другие. Третьяков происходил, как и они, из купеческой среды и до конца своих дней оставался купцом: вместе с братом, Сергеем Михайловичем, он владел мануфактурной фабрикой в Костроме, и это давало ему средства для истинного дела его жизни – собирательства.

Кстати, состояние Павла Михайловича по сравнению с известными богачами того времени было невелико. Поэтому, покупая картины для галереи, он, как правило, торговался. Так, в письме к русскому художнику В. Стасову Третьяков писал: «Я не концессионер, не подрядчик, имею на своем попечении школу глухонемых и обязан продолжить начатое – собирание русских картин, – вот почему я вынужден поставить денежный вопрос на первый план».

Павел Михайлович не преследовал никаких корыстных целей. Им овладела идея создать музей национальной живописи. В завещании, составленном в 1860 году, всего через четыре года после покупки первых картин, он писал: «Для меня, истинно и пламенно любящего живопись, не может быть лучшего желания, как положить начало общественного, всем доступного хранилища изящных искусств, принесущего многим пользу, всем удовольствие».

Убежденность Третьякова, его вера в свое дело кажутся удивительными, если вспомнить, что он закладывал основы галереи в то время, когда русская школа живописи как самобытное и значительное явление лишь смутно вырисовывалась в тени, отбрасываемой великой художественной традицией Запада, могучее древнерусское искусство было полузабыто, произведения русских художников рассеяны по частным коллекциям, дома и за границей, когда не было еще ни Репина, ни Сурикова, ни Серова, ни Левитана, тех их картин, без которых невозможно сейчас представить русское искусство. Это было время становления демократического искусства, время зарождения новой школы русской живописи. Принципы, которыми руководствовался Третьяков в своей деятельности, находились в тесной связи с общим подъемом народно-освободительного движения в России, и поэтому галерея сыграла такую выдающуюся организующую роль в развитии русского искусства. Художники и историки искусства давно уже заметили, что, «не появись в свое время П. М. Третьяков, не отдайся он всецело большой идее, не начни собирать воедино Русское Искусство, судьбы его были бы иные: быть может, мы не знали бы ни "Боярыни Морозовой", ни "Крестного хода…", ни всех тех больших и малых картин, кои сейчас украшают знаменитую Государственную Третьяковскую галерею». (М. Нестеров). Или: «…Без его помощи русская живопись никогда не вышла бы на открытый и свободный путь, так как Третьяков был единственный (или почти единственный), кто поддержал все, что было нового, свежего и дельного в русском художестве» (А. Бенуа).

Настоящих любителей, которые принимали бы активное участие в судьбе молодых художников, в старой Москве было мало. Они в основном ограничивались лишь покупкой картин для своих галерей, причем стремились купить картины подешевле. В отличие от них, Павел Михайлович Третьяков был настоящим меценатом. Его визит к художникам всегда считался волнующим событием, и не без душевного трепета все они, маститые и начинающие, ждали от Третьякова его тихого: «Прошу вас картину считать за мной», что было для всех равнозначно общественному признанию. В 1877 году И. Е. Репин писал П. М. Третьякову по поводу своей картины «Протодьякон»: «Признаюсь Вам откровенно, что если уж его продавать, то только в Ваши руки, в Вашу галерею, ибо, говорю без лести, я считаю за большую для себя честь видеть там свои вещи». Нередко художники шли Третьякову на уступки (он никогда не покупал не торгуясь) и снижали для него свои цены, оказывая тем самым посильную поддержку его начинанию. А польза здесь была обоюдной. Павел Михайлович не только покупал картины, но и заказывал их, поддерживая таким образом художников и морально, и материально, что давало им возможность не зависеть от вкусов рынка.

В деятельности Третьякова-коллекционера прослеживается внимание прежде всего к творчеству современных ему художников реалистического направления середины и второй половины XIX века – передвижников, представителей демократического крыла отечественной школы, что определило своеобразие собрания галереи, влияние этого собрания на развитие реалистического искусства, его прогрессивное, революционизирующее общественно-воспитательное воздействие. Но в 1860-е годы, когда Товарищества передвижных художественных выставок еще не было, Третьяков покупал картины официальной академической школы, а с конца 80-х годов – произведения М. В. Нестерова, К. А. Коровина, В. А. Серова и других. Тогда же Третьяков начал собирать графику, в 90-х годах – иконы.

У Третьякова был безошибочный вкус. Он не боялся покупать произведения молодых, еще неизвестных художников. Об особенностях собирательства Павла Михайловича свидетельствует и тот факт, что многие работы для галереи были выполнены по его собственному заказу. И ни тогда, ни сегодня эти работы не разочаровывают самых требовательных ценителей отечественного искусства ни своей проблематикой, ни художественными достоинствами. Он покупал произведения, даже если против выступали очень сильные и уважаемые авторитеты вроде Л. Н. Толстого, не признававшего религиозной живописи В. М. Васнецова. Покупал даже те картины, которые были запрещены царскими властями для публичного обозрения.

Одной из таких картин стал «Сельский крестный ход на Пасхе» В. Г. Перова. На фоне хмурого деревенского пейзажа разворачивается нестройное пьяное шествие с образами и хоругвями после праздничной пасхальной службы. С жестким реализмом Перов передает не столько физическое, сколько духовное убожество этих людей. Картина произвела на современников убийственное впечатление контрастом между смыслом обряда и тем почти животным состоянием, до которого может опуститься человек. «Сельский крестный ход на Пасхе» вызвал протест официальной критики и церкви, картина была снята с выставки Общества поощрения художеств, запрещена к показу и воспроизведению. Купившему ее Павлу Михайловичу Третьякову художник В. Г. Худяков писал: «…слухи носятся, что будто бы Вам от св. Синода скоро сделают запрос, на каком основании Вы покупаете такие безнравственные картины и выставляете публике?»

Павел Михайлович приобретал картины на выставках и непосредственно в мастерских художников, иногда покупал целые собрания: в 1874 году приобрел туркестанскую серию В. В. Верещагина (13 картин, 133 рисунка и 81 этюд), в 1880-м – его же индийскую серию (78 этюдов). В собрание Третьякова входило свыше 80 этюдов А. А. Иванова. В 1885 году Третьяков купил 102 этюда В. Д. Поленова, выполненных художником во время путешествия по Турции, Египту, Сирии и Палестине. У В. М. Васнецова Павел Михайлович приобрел собрание эскизов, сделанных в период работы над росписями в киевском Владимирском соборе. Наиболее полно и лучшими работами оказались представлены в его собрании В. Г. Перов, И. Н. Крамской, И. Е. Репин, В. И. Суриков, И. И. Левитан, В. А. Серов. Попутно шло пополнение галереи произведениями художников XVIII – первой половины XIX столетия и памятниками древнерусской живописи. Этот героический период русского искусства можно понять, прочувствовать и изучить в Москве, в «Третьяковке» так, как нигде больше.

Все художники, молодые и уже знаменитые, мечтали, чтобы их картина висела в Третьяковской галерее, потому что уже сам факт покупки картины Павлом Михайловичем был актом общественного признания таланта художника. Так один удивительный человек смог повлиять на все русское живописное искусство и стать выразителем общественного мнения России.

Огромная историческая заслуга Третьякова – это его непоколебимая вера в торжество русской национальной школы живописи, вера, возникшая в конце 50-х годов XIX столетия и пронесенная им через всю жизнь, через все трудности и испытания. Можно с уверенностью сказать, что в наступившем в конце XIX века триумфе русской живописи личная заслуга П. М. Третьякова исключительно велика и неоценима.

В письмах Павла Михайловича сохранились свидетельства этой его горячей веры. Вот одно из них. В послании к художнику Риццони от 18 февраля 1865 года он писал: «В прошедшем письме к Вам может показаться непонятным мое выражение: "Вот тогда мы поговорили бы с неверующими" – я поясню Вам его: многие положительно не хотят верить в хорошую будущность русского искусства и уверяют, что если иногда какой художник наш напишет недурную вещь, то как-то случайно, и что он же потом увеличит собой ряд бездарностей. Вы знаете, я иного мнения, иначе я не собирал бы коллекцию русских картин, но иногда не мог не согласиться с приводимыми фактами; и вот всякий успех, каждый шаг вперед мне очень дороги, и очень бы был я счастлив, если бы дождался на нашей улице праздника». И примерно через месяц, возвращаясь к той же мысли, Третьяков писал: «Я как-то невольно верую в свою надежду: наша русская школа не последнею будет – было, действительно, пасмурное время, и довольно долго, но теперь туман проясняется».

Эта вера Третьякова не была слепым предчувствием, она опиралась на вдумчивое наблюдение за развитием русской живописи, на глубокое тонкое понимание формирующихся на демократической основе национальных идеалов.

Так, еще в 1857 году Павел Михайлович писал художнику-пейзажисту А. Г. Горавскому: «Об моем пейзаже, я Вас покорнейше попрошу оставить его, и вместо него написать мне когда-нибудь новый. Мне не нужно ни богатой природы, ни великолепной композиции, ни эффектного освещения, никаких чудес». Вместо этого Третьяков просил изображать простую природу, пусть даже самую невзрачную, «да чтобы в ней правда была, поэзия, а поэзия во всем может быть, это дело художника». В этой записке выражен тот самый эстетический принцип формирования галереи, возникший в результате продумывания путей развития русской национальной живописи. П. М. Третьяков угадал ее прогрессивные тенденции задолго до возникновения саврасовской картины «Грачи прилетели», пейзажей Васильева, Левитана, Серова, Остроухова и Нестерова – художников, сумевших в правдивом изображении природы России передать присущие ей поэзию и очарование.

Мысль о создании национальной, или народной, галереи Павел Михайлович впервые доверил художнику В. Г. Худякову и с предельной точностью изложил ее в завещательном письме, написанном в Варшаве 17(29) мая 1860 года, во время первой поездки за границу.

«Завещательное письмо

По Коммерческому договору фирмы нашей мы должны были каждый положить в кассовый сундук конторы нашей конверт, в котором должно быть означено желание, как поступить в случае смерти оставившего конверт с капиталом его, находящимся в фирме, или другое какое-либо распоряжение.

Я хотел сделать распоряжение на случай моей смерти по заключению баланса к 3-му числу апреля сего 1860 г., но не мог успеть сделать до моего отъезда, почему и пишу теперь в Варшаве.

Так как имею очень мало времени, то и надеюсь ясно высказать желание мое, но как бог даст, только желание мое искренне и непременно.

Из прилагаемой здесь копии баланса видно, что капитал мой в фирме сто девяносто три тысячи двести двадцать семь рублей, а весь капитал с недвижимым имением и кассою, находящиеся в ведении брата Сергея Михайловича двести шестьдесят шесть тысяч сто восемьдесят шесть рублей. Сколько здесь без книг могу помнить, мне осталось после батюшки всего капитала с недвижимым имением на сто восемь тысяч р. серебром; я желаю, чтобы этот капитал был равно разделен между братом и сестрами. Капитал же сто пятьдесят тысяч р. серебром я завещеваю на устройство в Москве художественного музеума или общественной картинной галереи и прошу любезных братьев моих Сергея Михайловича и Владимира Дмитриевича и сестер моих Елизавету, Софию и Надежду непременно исполнить просьбу мою; но как выполнить, надо будет посоветоваться с умными и опытными, т. е. знающими и понимающими искусство и которые поняли бы важность учреждения подобного заведения, сочувствовали бы ей. Между прочим, сообщаю и свой план.

Я полагал бы, во-первых, приобрести (я забыл упомянуть, что желал бы оставить национальную галерею, т. е. состоящую из картин русских художников) галерею Прянишникова Ф. И. как можно выгодным образом; сколько мне известно, он ее уступит для общественной галереи, но употребить все возможные старания приобресть се выгоднейшим образом. Покупка эта должна обойтиться, по моему предположению, около пятидесяти тысяч р. К этой коллекции прибавить мои картины русских художников: Лагорио, Худякова, Лебедева, Штернберга, Шебуева, Соколова, Клодта, Саврасова, Горавского и еще какие будут и которые найдут достойными. Потом передать просьбу мою – всем нашим московским любителям – оказать пособие составлению галереи, пожертвованием от каждого какой-либо картины русского художника, или и иностранного, потому что при галерее русских художников можно устроить и галерею знаменитых иностранных художников.

Для всей этой галереи пока нанять приличное помещение в хорошем и удобном месте Города, отделать комнаты чисто, удобно для картин, но без малейшей роскоши, потому что помещение это должно быть только временное.

При галерее иметь одного надзирателя за жалованье или из любителей без жалованья, т. е. безвозмездно, но во всяком случае добросовестного, и иметь одного или двух сторожей. Отопление должно быть хозяина дома; освещения быть не может; итак, кроме платы сторожам, расходов быть не может.

Вход для публики без различия открыт с платою от 10 до 15 коп. серебром. Копировать дозволить всем безвозмездно.

Из сбора за вход, как бы ни была холодна наша публика к художественным произв., за исключением уплаты за квартиру и сторожам должна непременно оставаться какая-нибудь сумма, которая должна откладываться в запасный капитал галереи и приращаться процентами, сколько можно выгоднее.

Из завещеваемой мною суммы 150 000 р., как мной предполагается, уплатится за галерею Прянишникова, за устройство помещения, за квартиру за первое время; итак, как затем останется еще довольно значительный капитал, то я желал бы, чтобы составилось общество любителей художеств, но частное не от правительства и главное без чиновничества. Общество должно принять остаток капитала, заботиться, чтобы приращение его процентами было сколько возможно выгоднее. Общество же получает сбор на вход и делает необходимые расходы, но не иначе, как по согласию всего общества. Некоторые картины, по единодушному решению общества найденные недостойными находиться в галерее, продаются, и вырученные за них деньги поступают также в кассу общества.

Все решения общества производить баллотировкой.

Члены общества выбираются без платы, т. е. без взноса ими какой бы то ни было суммы потому, что члены должны выбираться действительные любители из всех сословий, но не по капиталу и не значению в обществе, а по знанию и пониманию ими изящных искусств или по истинному сочувствию им. Очень полезно выбирать в члены добросовестных художников.

Из капитала общества должно приобретать все особенно замечательные, редкие произведения русских художников, все равно какого бы времени они ни были. Но стараться приобретать выгодно и опять же с общего согласия всех членов.

Общество должно составить устав, которым бы оно могло руководствоваться и который бы был утвержден правительством, но без всякого вмешательства в дела и распоряжения общества.

Когда галерея московская приобретет довольно истинно замечательных произведений покупкою и, я смею надеяться, по крайней мере предполагаю так, если не уверен вполне, пожертвованиями других истинных любителей, даже, может быть, целые галереи будут переходить из частных домов в предполагаемую нами национальную или народную галерею, потом при начале галереи, может быть, принесут ей в дар некоторые художники что-нибудь из своих замечательных произведений (не замечательные же все должны быть проданы, как выше сказано было), тогда на остающийся капитал приобресть для помещения галереи приличный дом, устроить в нем удобное для вещей помещение с хорошим освещением, но без роскоши, потому что роскошная отделка не принесет пользы, напротив, невыгодна будет для художественных произведений.

Затем, если останется сумма, то ее и другие какие-либо доходы общества употребить на приобретение, как выше сказано, истинно замечательных художественных произведений.

Более всех обращаюсь с просьбой моей к брату Сергею; прошу вникнуть в смысл желания моего, не осмеять его, понять, что для доставляющего ни жены, ни детей и оставляющего мать, брата и сестру, вполне обеспеченных, для меня, истинно и пламенно любящего живопись, не может быть лучшего желания, как положить начало общественного, всем доступного хранилища изящных искусств, принесущего многим пользу, всем удовольствие.

Потом если предположение это состоится, то прошу брата Сергея быть членом общества и позаботиться о выполнении всех моих желаний относительно устройства общества.

Если в случае смерти моей после этого письма представлено будет второе, но в нем что-либо изменится против этого, то прошу поступить согласно последнего.

Из вышеозначенного капитала 266 180 р., выключая наследственный капитал 108 000 р. и на устройство н. галереи 150 000 р., останется его затем 8180 р. Этот капитал и что вновь приобретется торговлей на мой капитал прошу употребить на выдачу в замужество бедных невест, но за добропорядочных людей.

Более я ничего не желаю, прошу всех, перед кем согрешил, кого обидел, простить меня и не осудить моего распоряжения; потому будет довольно осуждающих и кроме вас, то хоть вы-то, дорогие мне, останьтесь на моей стороне.

Завещание это родным исполнить не пришлось. Павел Михайлович сам осуществил свою мечту – создал народную художественную галерею.

Интересные высказывания П. М. Третьякова можно встретить и в переписке с Верещагиным по поводу изображения современной им Русско-турецкой войны 1877–1878 годов за независимость Болгарии от Турции, войны, в которой Россия выступила на стороне Болгарии. Узнав от Стасова, что Верещагин собирается ехать на фронт, чтобы писать серию картин об этой войне, П. М. Третьяков писал Стасову: «Только может быть в далеком будущем будет оценена жертва, принесенная русским народом». Третьяков предлагал Верещагину уплатить вперед большую сумму за его работу: «Как ни странно приобретать коллекцию, не зная содержание ее, но Верещагин такой художник, что в этом случае на него можно положиться, тем более, что помещая в частные руки, он не будет связан выбором сюжетов и, наверное, будет проникнут духом принесенной народной жертвы и блестящих подвигов русских солдат и некоторых отдельных личностей, благодаря которым дело наше выгорело, несмотря на неумелость руководителей и глупость и подлость многих личностей». И, переходя к картине Верещагина «Пленные», Павел Михайлович замечает, что она «одна сама по себе не представляет страницы из болгарской войны, подобные сцены могут быть и в Афганистане, да и во многих местах; я на нее смотрю как на преддверие в коллекцию».

Это письмо вызвало восторг Стасова, который считал его историческим в деле русского искусства.

Иного мнения был Верещагин: «Что касается Вашего письма к В. В. Стасову по поводу виденной Вами моей картины, то очевидно, что мы с Вами расходимся немного в оценке моих работ и очень много в их направлении. Передо мной, как перед художником, – Война, и я ее бью, сколько у меня есть сил; сильны ли, действительны ли мои удары – это вопрос, вопрос моего таланта, но я бью с размаха и без пощады. Вас же, очевидно, занимает не столько вообще мировая идея войны, сколько ее частность, например, в данном случае "жертвы русского народа", блестящие подвиги русских солдат и некоторых отдельных личностей, поэтому и картина моя, Вами виденная, кажется Вам достойной быть только "преддверием будущей коллекции". Я же эту картину считаю одною из самых существенных из всех мною сделанных и имеющих быть сделанными. Признаюсь, я немного удивляюсь, как Вы, Павел Михайлович, как мне казалось, понявший мои туркестанские работы, могли рассчитывать найти во мне и то миросозерцание, и ту податливость, которые, очевидно, Вам так дороги…»

Помимо собирательства, Павел Михайлович Третьяков активно участвовал в благотворительной деятельности.

Он состоял почетным членом Общества любителей художеств и Музыкального общества со дня их основания, вносил солидные суммы, поддерживая все просветительские начинания. Оказывал материальную помощь отдельным художникам и Московскому училищу живописи, ваяния и зодчества, с 1869 года являлся членом совета Московского попечительства о бедных. Был также членом советов Московского коммерческого и Александровского коммерческого училищ. Половину своих средств Павел Михайлович завещал на благотворительные цели: на устройство приюта для вдов, малолетних детей и незамужних дочерей умерших художников (был построен в 1909–1912 годах архитектором Н. С. Курдюковым в Лаврушинском переулке), для раздачи рабочим и служащим своих предприятий, а также на финансирование галереи. Принимал участие во всех пожертвованиях в помощь семьям солдат, погибших во время Крымской и Русско-турецкой (1877–1878 годов) войн. Стипендии П. М. Третьякова были установлены в коммерческих училищах – Московском и Александровском.

Павел Михайлович никогда не отказывал в денежной помощи художникам и прочим просителям, тщательно заботился о денежных делах живописцев, которые без страха вверяли ему свои сбережения. Он многократно ссужал деньги своему доброму советнику и консультанту И. Н. Крамскому, бескорыстно помогал В. Г. Худякову, К. А. Трутовскому, М. К. Клодту и многим другим.

Братьями – Павлом и Сергеем Третьяковыми было основано в Москве Арнольдо-Третьяковское училище для глухонемых. Павел Михайлович очень серьезно относился к своему детищу. История этого огромного среднего и высшего учебного заведения началась, как в сказке. Жил в Петербурге учитель математики по фамилии Арнольд. Был у него сын. Мальчик, когда ему исполнилось два года, упал, ушиб голову, отчего на одно ухо оглох совсем, а другим почти не слышал. Отец сам старательно занимался с ним, чтобы он не потерял речи. Молодой Арнольд получил образование заграницей, вернулся в Россию и поступил на чиновничью службу. Получив после смерти отца небольшое наследство, он решил употребить его на пользу себе подобных – глухих и глухонемых. Он открыл маленькую школу, но в Петербурге уже было казенное училище, куда состоятельные люди отдавали за хорошую плату своих глухонемых детей для образования и воспитания. К Арнольду обращались люди неимущие, и дело его шло плохо. Тогда он решил перебраться в Москву, где в то время такого училища не было. В 1850 году он купил в Химках две дачки и расположился в них со своими двенадцатью учениками. Но вскоре прогорел, и ему пришлось просить помощи у благотворителей. Так дошел он до московского городского головы Александра Алексеевича Щербатова. Тот свел Арнольда с П. М. Третьяковым и Д. П. Боткиным. Эти, в свою очередь, привлекли нескольких коммерсантов. В 1863 году был основан попечительный комитет.

В 1869 году попечительный комитет был утвержден, получил устав, училищу было присвоено название Арнольдовского. Вначале занятия с глухонемыми живой речью были поставлены довольно примитивно, и Павел Михайлович на свои средства отправил директора Д. К. Органова за границу ознакомиться с постановкой дела в аналогичных школах. Помимо общеобразовательных предметов, детям преподавались и ремесла. Училище, или, как его звали в обиходе, заведение глухонемых получило в собственность большой каменный дом с огромным садом, где учились и жили 156 учеников и учениц, а в начале 1890-х годов Павел Михайлович построил на свои средства больницу на 32 кровати.

Попечительство над училищем, начавшееся в 60-е годы, продолжалось в течение всей жизни Павла Михайловича и после его смерти. В своем завещании Павел Михайлович предусмотрел огромные капиталы для училища глухонемых. Мальчики и девочки воспитывались до 16 лет и выходили в жизнь, получив профессию. Третьяков подбирал лучших преподавателей, знакомился с методикой обучения, следил, чтобы воспитанников хорошо кормили и одевали. В каждый приезд в училище он обходил классы и мастерские в часы занятий, всегда присутствовал на экзаменах.

В 1871 году по инициативе Павла и Сергея Третьяковых был проложен проезд между Никольской улицей и Театральным проездом на месте существовавшего ранее, но застроенного в XVIII веке проезда. На участке, приобретенном Третьяковыми специально для устройства проезда, архитектор А. С. Каминский в 1870–1871 годах возвел два здания с проездными арками, обращенными на Никольскую улицу и на Театральный проезд; фасад здания со стороны Театрального проезда был встроен в Китайгородскую стену рядом с башней (1534–1538 годы) и решен в романтическо-средневековом духе. Внутри проезда находились магазины. Подобное градостроительное решение уникально для Москвы. Новая конструкция получила название Третьяковского проезда.

Толковый словарь определяет благотворительность как «безвозмездные действия и поступки, направленные на общественную пользу». Применительно к жизни Павла Михайловича Третьякова хочется добавить: «и которые не забудутся никогда».

Характер Павла Михайловича сохранил некоторые черты, напоминающие о купеческих традициях семьи и личного опыта. К счастью для великого дела – создания галереи, он был совершенно бескорыстен, руководствовался интересами России и русской культуры, обращенными на пользу большого культурного начинания. Третьяков привык уважать данное раз слово и делал все для того, чтобы вести дела с художниками честно и открыто, внушая им веру в солидность и прочность предпринятого им дела – создания галереи русской живописи.

Данный текст является ознакомительным фрагментом. Из книги Лариса Рейснер автора Пржиборовская Галина

Лев Михайлович Рейснер Екатерина Александровна не останется без воспитанника. Новый пойдет уже в Ларинскую гимназию, будет учиться музыке и рисованию. В 1919 году, семнадцати лет, получая паспорт, возьмет отчество Михайлович и фамилию Рейснер. И никто из его будущих друзей,

Из книги Прощай, КГБ автора Яровой Аркадий Федорович

В. Г. Третьяков Вот написал предыдущую главу и подумал: не сложится ли у читателя превратное мнение о чекистах?И в самом деле, в Инспекторском более чем в других управлениях центрального аппарата есть возможность заболеть страшной, неизлечимой болезнью под названием

Из книги Изобретение театра автора Розовский Марк Григорьевич

Сергей Третьяков. Хочу ребенка Режиссер-постановщик – Роберт Лич (Великобритания)Сценография и костюмы – Джеймс Мерифилд (Великобритания)Премьера – февраль 1999 г.Этюд о ТретьяковеДраматургическое наследие Сергея Третьякова весьма обширно и заставляет нас о многом

Из книги Моя фронтовая лыжня автора Геродник Геннадий Иосифович

Дмитрий Михайлович Есть кроме меня в нашем батальоне еще один педагог - преподаватель истории в средней школе Федоров. Я подружился с ним по пути в полк, в эшелоне. Когда мы остаемся вдвоем, то называем друг друга по имени-отчеству.Но впервые услышал я об учителе Федорове

Из книги 99 имен Серебряного века автора Безелянский Юрий Николаевич

Из книги 100 великих оригиналов и чудаков автора Баландин Рудольф Константинович

Павел I Павел I. Худ. В. Боровиковский, 1800 г.Порой шутом на троне представляют императора Павла I (1754–1801). Сохранилось немало анекдотов о его нелепых распоряжениях. Хотя шутовства он не терпел, был вспыльчивым и взбалмошным – большим чудаком и оригиналом.В отличие от

Из книги 15 лет русского футуризма автора Крученых Алексей Елисеевич

Сергей Третьяков Биография моего стиха Первый язык, которым владею - латышский.Вместо «сперва», я говорю «папрежде», ибо по-латышски «сперва» - паприэкш. Вместо «просто так» - «так само», точный перевод латышского «та пат».Первые игры - игра в дом с приготовлением еды

Из книги Третьяков автора Анисов Лев Михайлович

Из книги Явка до востребования автора Окулов Василий Николаевич

7. ШАЛВА МИХАЙЛОВИЧ Утром приходит ко мне седовласый, всеми уважаемый в колонии человек. Остроумный, гостеприимный и доброжелательный грузин, занимавший высокую должность в одной из крупных международных организаций.- У меня случилось несчастье, уважаемый Василий

Из книги Люди и взрывы автора Цукерман Вениамин Аронович

ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ ПАВЕЛ МИХАЙЛОВИЧ ЗЕРНОВ Заочное знакомство Юлия Борисовича с организатором и первым директором института Павлом Михайловичем Зерновым произошло примерно за год до фактического. «За неделю до окончания войны, 2 мая 1945 года,- рассказывает Харитон,-

Из книги Начальник внешней разведки. Спецоперации генерала Сахаровского автора Прокофьев Валерий Иванович

ФИТИН Павел Михайлович Родился 28 декабря 1907 года в селе Ожогино Ялуторовского уезда Тобольской губернии в крестьянской семье.В период учебы в школе и после ее окончания занимался комсомольской работой. В 1927 году вступил в ВКП(б).После окончания в 1932 году инженерного

Из книги Серебряный век. Портретная галерея культурных героев рубежа XIX–XX веков. Том 1. А-И автора Фокин Павел Евгеньевич

Из книги Серебряный век. Портретная галерея культурных героев рубежа XIX–XX веков. Том 2. К-Р автора Фокин Павел Евгеньевич

ЛОПАТИН Лев Михайлович 1(13).6.1855 – 21.3.1920Философ. Председатель Московского психологического общества (с 1899). Редактор журнала «Вопросы философии и психологии» (соред. в 1894–1905; ред. в 1906–1918). Сочинения «Положительные задачи философии» (ч. 1–2, М., 1886–1891), «История древней

Из книги Серебряный век. Портретная галерея культурных героев рубежа XIX–XX веков. Том 3. С-Я автора Фокин Павел Евгеньевич

Из книги Русские предприниматели. Двигатели прогресса автора Мудрова Ирина Анатольевна

Из книги Начальники советской внешней разведки автора Антонов Владимир Сергеевич

Она категорически отказывается фотографироваться. Не разрешает делать фото детей и внуков. Хотя, казалось бы, уж кого-кого, а их москвичи должны знать в лицо. Но... “Нам не нужна публичность. Мой прапрадедушка, который вас так интересует, был очень скромным человеком” - такая вот позиция у... единственного живущего в России потомка Третьякова.

И тем не менее Екатерина Сергеевна Хохлова согласилась рассказать о своем знаменитом предке. И об удивительных фактах из жизни галереи, например:

- При расширении здания галереи нарушили завещание основателя легендарной Третьяковки;

Купец Третьяков, тративший тысячи рублей серебром на искусство, в быту считал каждую копейку;

Из-за кражи четырех картин галерею закрыли на два года.

Легендарной Третьяковке - 150 лет! За полтора века она превратилась из хранилища предметов искусства в известную на весь мир галерею. Особняк в Лаврушинском переулке значится в туристических проспектах гостей из российской глубинки, иностранцев и правительственных делегаций. Казалось бы, о государственном музее известно все. Однако... Праправнучка мецената Екатерина Хохлова назначила встречу в издательстве, где она работает главным редактором...

В ее кабинете чувствуется хозяйская рука: чисто, опрятно, каждая вещь знает свое место. Она приветливо улыбается и предлагает чаю. Я внимательно рассматриваю Екатерину Сергеевну - высокая, светловолосая, с крупными чертами лица.

“Павел Третьяков и его жена Вера Николаевна (урожденная Мамонтова) имели шестерых детей: Вера, Александра, Любовь, Мария, Михаил, Иван. От скарлатины в возрасте восьми лет умер Ваня. А Миша родился больным и был недееспособным - скончался, не дожив до совершеннолетия.

Вера вышла замуж за пианиста Александра Зилоти. Мужем Александры стал известный врач Сергей Боткин, а его брат Александр, тоже доктор, женился на Марии. Любовь в первом браке была замужем за художником Николаем Гриценко, а во втором - за живописцем Львом Бакстом. Во время революции из России не уехала только одна дочь Третьякова - Александра Павловна. На сегодняшний день потомки знаменитого мецената остались только от двух его отпрысков: Веры и Александры. Наследники первой живут в США. Кстати, в этом году они впервые приедут на родину своего знаменитого предка. Потомки от Александры проживают в России - это и есть Екатерина Сергеевна Хохлова”.

* * *

- Екатерина Сергеевна, вы похожи на своего знаменитого предка Павла Третьякова?

Если судить по семейным фотографиям, я похожа на свою прабабушку Александру Павловну, вторую по старшинству дочь Павла Михайловича. Хорошо ее помню - когда она умерла, мне было уже 12 лет. В моей памяти она осталась сдержанной, даже молчаливой. По характеру бабушка была очень похожа на своего отца. И Третьяковской галерее она посвятила всю свою жизнь.

- Каким же был легендарный меценат?

Павел Михайлович был очень скромным, даже застенчивым. В молодости друзья прозвали Третьякова Архимандритом. Он рано повзрослел, после смерти отца в 20 лет уже вел дела вместе с матерью Александрой Даниловной, а в 24 начал собирать картины русских художников. Удивительно, что в первом своем завещании, написанном, когда ему было всего 28 лет, Павел Михайлович уже выразил желание передать свое собрание народу.

* * *

Одной из первых картин, купленных Третьяковым, была “Стычка с финляндскими контрабандистами” Худякова. Это случилось в 1856-м, и именно этот год считают временем рождения галереи. Первоначально полотна размещали в гостиной дома Третьяковых в Лаврушинском переулке. Однако когда к 1872 году коллекция уже насчитывала около 150 работ, купец принял решение специально для картин отстроить двухэтажное здание. Новое хранилище примыкало к южной стене дома. Два зала соединялись внутренним переходом с жилой частью, но имели отдельный вход с улицы. В августе 1892 года меценат передал собрание в дар Москве.

Благодарные потомки не выполнили завет знаменитого купца - не перестраивать галерею. Об этом он просил в специальной приписке к завещанию. Как известно, в XX столетии здание Третьяковки не раз расширялось.

Интересная деталь - Павел Михайлович частенько задумывался: не обижает ли своих домашних тем, что довольно много времени посвящает галерее. В одном из писем даже признается: дескать, размышлял над вопросом, кого любит больше - галерею или жену. Пришел к выводу - все же супругу... Кстати, женитьба Третьякова на красавице Вере Николаевне произвела в московском обществе эффект разорвавшейся бомбы. Ведь в юности Третьякова выделяли за скромность и сдержанность... Например, Павел Михайлович не пропускал ни одного поста. Правда, постился знаменитый купец весьма оригинальным образом: ел бифштекс и пил вино - ничего больше. Так он себя “сдерживал”...

* * *

- Екатерина Сергеевна, правда, что основатель галереи терпеть не мог, когда его хвалили?

Это правда. Он не любил быть в центре внимания и старался избегать торжеств, связанных с его чествованием. Когда в 1894 году был с большой помпой устроен съезд художников и любителей художеств в честь открытия городской Третьяковской галереи, Павел Михайлович под предлогом дел уехал в Петербург.

- В таком случае ему бы не понравились торжественные мероприятия по случаю нынешнего юбилея галереи?

Думаю, что ему бы понравились выставки, которые в эти дни открывает галерея. А вот на торжественном вечере в Колонном зале он вряд ли бы присутствовал. Ведь помимо особенностей его характера надо учитывать отношение Павла Михайловича к делу - а галерея была не менее важным делом его жизни, чем предпринимательская деятельность. Он не тратил время просто так, на разговоры. И деньги тоже не тратил попусту. Считал, что нужно уметь жить так, чтобы не просить. Когда его старшая дочь Вера вышла замуж за музыканта Александра Зилоти, в начале совместной жизни молодые испытывали финансовые затруднения. И тогда моя прабабушка написала Павлу Михайловичу письмо с просьбой помочь Вере. В ответном письме Третьяков высказал свою точку зрения, которая, по-моему, и в наши дни очень актуальна.

Из письма Павла Третьякова: “Для родителей обязательно дать детям образование и воспитание и вовсе не обязательно обеспечение. (...) Обеспечение должно быть такое, какое позволяло бы человеку жить без труда”.

* * *

Известно, что Третьяков в ведении хозяйства учитывал каждую копейку. В галерее до наших дней сохранились расходные ведомости знаменитого купца.

Наталья Примак работает в архиве музея с 1955 года. Она показывает уникальный документ: аккуратно в столбик выписаны расходы за год - на содержание дома, на еду, на лошадей, на Веру Николаевну (жену), на сено, на экипаж, на прислугу, на дочерей, на платье у портнихи-француженки... Именно эти списки свидетельствуют о том, что богатейший купец того времени был чрезвычайно экономным. Например, на путешествие по Европе тратил 500-600 рублей. Для сравнения: его жена - около четырех тысяч. В конце XIX века на 200 рублей можно было снимать двухэтажный дом, содержать прислугу и кухарку, да еще ни в чем себе не отказывать целый год...

Наталья Примак объясняет бережливость Третьякова тем, что он знал цену деньгам. Ведь свое состояние меценат нажил сам, а не получил по наследству. Но своей красавице-жене не отказывал в дамских радостях: шить туалеты у лучших портних-француженок являлось нормой. Сам же заказывал новый сюртук, когда старый уже приходил в негодность.

* * *

Екатерина Сергеевна, Третьяковы во время революции уехали из России. И только одна его дочка - ваша прабабушка Александра Павловна - осталась. Наверное, натерпелась во время сталинских репрессий?

Александру Павловну не арестовывали и не ссылали. Но морально ей, конечно, пришлось тяжело. Ведь у них была большая и очень дружная, любящая семья. Третьяковы состояли в родстве с Мамонтовыми, Якунчиковыми, Алексеевыми... Между ними было духовное родство и общий круг интересов, почти все они любили искусство, музицировали, собирали живопись. После революции из всей этой многочисленной семьи Александра Павловна осталась почти одна...

Какое у нее было в те годы состояние, видно, например, из письма, написанного ею в 1918 году, вскоре после расстрела царской семьи, вместе с которой был расстрелян и родной брат ее мужа, доктор Евгений Сергеевич Боткин. Но никогда ни Александра Павловна, ни ее дочь, моя бабушка Александра Сергеевна Хохлова, не жаловались на судьбу или на советскую власть, никогда не жалели о том, что потеряли какие-то материальные блага. В 20-е годы, как многие из “бывших”, они были объявлены “лишенцами”, так называли лиц, лишенных целого ряда прав при советской власти. В начале 30-х бабушку, которая была актрисой (“На красном фронте”, “Луч смерти”. - О.Х. ), запретили снимать в кино. Но она преподавала во ВГИКе и даже как режиссер сняла несколько фильмов (“Мы с Урала”, “Саша”, “Игрушки”. - О.Х. ).

* * *

В семье Третьяковых жены были преданы мужьям. Судите сами. Вера Николаевна не препятствовала Павлу Михайловичу, даже когда муж тратил бешеные деньги на покупку картин. Ведь когда купец приобрел несколько полотен Верещагина, по Москве пошел слух: Третьяков сошел с ума - потратил 90 тысяч на искусство...

Но больше всего Павел Михайлович мечтал купить галерею тайного советника Федора Прянишникова, где были собраны лучшие полотна русской живописи: Боровиковский, Федотов. А еще легендарный меценат всю жизнь хотел приобрести “Тайную вечерю” Ге. Но она ему не досталась - полотно купил великий князь. Самая любимая работа купца - “Христос в пустыне” Крамского - все же оказалась в галерее. Кстати, из-за этого полотна между Третьяковым и Толстым разгорались жаркие многочасовые споры. Лев Николаевич уверял, мол, лучшие работы на тему Христа у Николая Ге, Третьяков не сомневался - у Крамского...

Для легендарного мецената настоящим шоком стали факты воровства в галерее. Ведь к 1891 году из дома в Лаврушинском злоумышленники похитили четыре картины. Павел Михайлович распорядился закрыть галерею на долгих два года... Позже два полотна все же удалось вернуть.

Между тем после 17-го года и по сей день в галерее не было ни одной кражи. Несмотря на то что даже в конце 50-х в легендарной Третьяковке система сигнализации отсутствовала. Ночные дежурные, в распоряжении которых был только телефон, запирали входную дверь и каждые два часа залы внимательно осматривали. На всякий случай. Только в 90-х в Третьяковке установили суперсовременную сигнализацию. Сегодня в галерее три рубежа охраны. Первый: сигнализация установлена на дверях и окнах. Второй: так называемые объемники. То есть, если грабитель сумеет пробраться уже внутрь галереи, сигнализация сработает на колебания воздуха. И третий: каждый предмет подключен к индивидуальной сигнализации. В галерее выставляется больше тысячи экспонатов.

* * *

- Какие традиции сохранились в вашей семье со времен Третьякова?

Самым любимым праздником всегда была Пасха. Еще отмечали то, что не принято было в советское время, - именины. У меня до сих пор хранятся вещи, подаренные прабабушкой: старинный игрушечный кошелечек, вышитая бисером маленькая сумочка - то, что ей подарили в детстве. Детские книги, на одной из которых есть надпись о том, что Павел Михайлович подарил ее своей дочери Александре, когда той исполнилось девять лет. Теперь эту книгу - “Путешествие юного натуралиста” - в нашей семье с удовольствием читает уже шестое поколение.

Конечно, какие-то вещи остались, хотя в 20-е и 30-е годы многое было продано. Ведь надо было на что-то жить. В те годы открылись магазины, которые назывались “Торгсин” - торговля с иностранцами. Туда сдавали вещи многие из так называемых бывших. Но продавали только то, без чего можно было прожить. А вот семейные фотографии, письма, какие-то безделушки, которые, может быть, и ценности материальной не имели, сохраняли. Моя прабабушка увлекалась фотографией. Она снимала членов семьи, друзей, а среди них были люди знаменитые: например, Сергей Дягилев, Вацлав Нижинский, Тамара Карсавина, Александр Бенуа, Константин Станиславский, актеры Московского художественного театра, и фотографии наклеивала в альбомы. Так эти огромные альбомы уцелели, несмотря на все перемены и переезды, и до сих пор хранятся у нас дома, в книжных шкафах, которые, кстати, стояли еще в подмосковном имении Куракино, где Третьяковы обычно проводили лето.

- Читала, что Третьяков подарил в приданое дочерям жемчуг на сумму в четыре тысячи рублей.

Возможно, хотя я никогда про это не слышала. Ни прабабушка, ни бабушка никогда на моей памяти не имели драгоценностей. А по поводу вещей могу рассказать одну забавную историю. Несколько лет назад я передала в Третьяковку большой ящик, в котором Вера Николаевна, жена Павла Михайловича, хранила столовое серебро. Спустя какое-то время этот ящик готовили к экспозиции, а когда открыли, то обнаружили в нем второе дно, где со времен Третьяковых оставалось 12 столовых ножей. И мы с Третьяковкой поделили их поровну.

- Екатерина Сергеевна, отношения с родственниками, которые оказались за границей, сохранились?

В начале 30-х все связи были прерваны, а сегодня мы стараемся их наладить...

Третьяков потратил на туркестанские полотна Верещагина 90 тысяч рублей. В пересчете на сегодняшние деньги эта сумма составляет порядка 9 миллионов долларов!

На эту сумму в наши дни можно купить: 9 самых дорогих в мире автомобилей - McLaren штучной сборки, или три особняка на Рублево-Успенском шоссе, или 20 роскошных квартир в центре Нью-Йорка. А если добавить еще 5 миллионов, то можно стать владельцем острова в любой части света...