Способы миромоделирования в рассказе Л. Андреева "Большой шлем": жанровый аспект

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru/

СПОСОБЫ МИРОМОДЕЛИРОВАНИЯ В РАССКАЗЕ Л. АНДРЕЕВА «БОЛЬШОЙ ШЛЕМ»: ЖАНРОВЫЙ АСПЕКТ

Высокая степень семиотичности жанра литературного произведения позволяет использовать жанровый анализ как способ постижения целостности текста. Для теоретиков формальной школы признаки жанра являются доминирующими 1 . Это, в свою очередь, предполагает то, что структура литературного произведения может быть постигнута через жанр. В работах М.М. Бахтина говорится о тесной связи жанра с тематикой произведения и мировидением автора 2 . Понятие «жанровое содержание», введённое Г.Н. Поспеловым, оказывается важным для жанрового анализа, направленного на осмысление эстетической концепции действительности, воплощённой в тексте.

Существует и иное понимание возможностей жанрового анализа. Так, анализ в аспекте рода и жанра А.Б. Есин в своей монографии «Принципы и приёмы анализа литературного произведения» относит к вспомогательным видам анализа. миромоделирование поэтика персонаж жанровый

Наиболее продуктивным нам представляется жанровый анализ, опирающийся на онтологический аспект, который позволяет рассматривать жанр как «некий тип миросозидания, в котором определённые отношения между человеком и действительностью выдвигаются в центр художественной Вселенной и могут быть эстетически постигнуты и оценены в свете всеобщего закона жизни» 5 .

Сказанное выше фокусирует наше внимание не на описательном, а на функциональном подходе к проблеме жанра литературного произведения, что, в свою очередь, приводит к тому, что основной задачей является не жанровая идентификация произведения, а исследование того, как жанровая структура соотносится с воплощённой в произведении моделью мира, как взаимодействуют в пределах одного текста различные жанровые стратегии.

Эта задача, на наш взгляд, наиболее последовательно реализована

Н.Л. Лейдерманом 6 , который предлагает жанровый анализ текста соотносить с системой носителей жанра. Разработанная им теоретическая модель жанра положена в основу анализа рассказа Л. Андреева «Большой шлем».

Рассказ «Большой шлем» впервые был опубликован в московской газете «Курьер» 14 декабря 1899 года. Существует практика рассмотрения данного текста в ряду других ранних рассказов писателя, сориентированных преимущественно на реалистическую традицию. Однако, анализируя тексты Л. Андреева, следует учитывать точку зрения автора монографии о творчестве писателя Л.А. Иезуитовой: «Деление творчества Л. Андреева на традиционно-реалистическое и философское или какое-то другое (нереалистическое, полуреалистическое, модернистское, экспрессионистское, символическое, экзистенциалистское) иногда правомерно, но чаще это лишь удобная для изложения материала схема. Обе неравных половины творчества Андреева существуют как единый организм, во взаимосвязи и взаимопроникновении не могут быть поняты друг без друга, вне общего контекста, созданного ими же» 7 . Это замечание, на наш взгляд, имеет прямое отношение к рассказу «Большой шлем». Жанр, который характеризуется определёнными способами моделирования действительности, отражает эту двойственность текста.

В рассказе мы можем обнаружить три способа миромоделирования - метафорический (символический), метонимический и ассоциативный. В рассказе как в жанре малой прозы господствующим является метонимический принцип. Суть его заключается в том, что случай, существенный аспект жизни, позволяет составить представление о всеобщем смысле бытия, о мире в целом. Функционирование данного принципа можно сравнить с системой расходящихся кругов. Четыре игрока в вист находятся в замкнутом пространстве «глухой» 8 комнаты. Границы этого круга кажутся непроницаемыми для «тревожной и чуждой» 9 жизни. С этим образом связано звучание темы футлярного существования людей, сознательно отгородившихся от реальности. Эта тема сближает А.П. Чехова и Л. Андреева, неслучайно рассказ «Большой шлем» называют одним из самых «чеховских» в творчестве писателя 10 . Но за пределами комнаты всегда существовала, существует и будет существовать иная жизнь. Внутри время течёт плавно по кругу («Так играли они лето и зиму, весну и осень» 11), это время в чистом своём выражении, оно утратило конкретность. Об этом свидетельствуют такие временные формулы, как «одно время», «временами». Перед нами формальные признаки идиллического хронотопа: отграниченность от остального мира, цикличность времени, статичность, обусловленная повторяемостью событий. Впрочем, об идиллии применительно к тексту Л. Андреева можно говорить лишь в ироническом ключе. Следует отметить, что первая публикация рассказа имела жанровый подзаголовок «идиллия». Однако идиллическое течение времени характерно только для первой части рассказа, вторая часть начинается с фиксации точной даты, повествование становится динамичным, читателя охватывает напряжённое ожидание того, что произойдёт что-то исключительное.

За пределами комнаты время течёт в биографическом и историческом измерениях. Мы выясняем, что у двух игроков - Евпраксии Васильевны и её брата Прокопия Васильевича - было прошлое: «Он потерял жену на второй год после свадьбы и целых два месяца после того провёл в лечебнице для душевнобольных; сама она была незамужняя, хотя когда-то имела роман со студентом». У Николая Дмитриевича есть настоящее - «старший сын за что-то арестован и отправлен в Петербург» 13 . И только жизнь Якова Ивановича полностью ограничивается тем временным кругом, с которым связана игра в винт. На это, в частности, указывает следующая портретная деталь: «. маленький, сухонький старичок, зиму и лето ходивший в наваченном сюртуке» 14 (курсив наш. - Л.С.). Внешний мир присутствует в тексте во многом благодаря Николаю Ивановичу, который приносил «слабые отголоски этой тревожной и чуждой жизни» 15 , он, с разговорами о погоде, о деле Дрейфуса, менее всего вписывается в границы, заданные карточной игрой. Заметим, что это единственный герой, наделённый фамилией (Масленников). Это знак принадлежности к тому миру, который находится за пределами карточного круга, и знак неутраченной индивидуальности героя. Наконец, есть в тексте рассказа и третий круг, соотнесённый с речевой зоной повествователя, он поражает своими космическими масштабами и вневременными характеристиками. Повествование, ведущееся от третьего лица, носит отстранённый характер, усиливает эффект отчуждения. Лишь в финале на миг этот круг открывается для Якова Ивановича, когда он осознаёт, что такое смерть, беспомощно плачет и понимает, что все попытки «обойти» судьбу бессмысленны.

Ассоциативный принцип миромоделирования связан с мотивом карточной игры. В сознании читателя выстраивается целый ряд литературных ассоциаций, в первую очередь тех, где сопряжены мотивы карточной игры и смерти: «Пиковая дама» А.С. Пушкина, «Маскарад» и «Штосс» М.Ю. Лермонтова, «Смерть Ивана Ильича» Л.Н. Толстого. Мотив одушевления, очеловечивания карт заставляет вспомнить не только «Пиковую даму» А.С. Пушкина, но и «Игроков» Н.В. Гоголя, и рассказ

А.П. Чехова «Винт», где эта тема предстаёт в юмористическом, сниженном ключе. Ассоциативный ряд, связанный с темой «футлярной жизни», также обращает нас к произведениям А.П. Чехова.

Образ, вырастающий из синтеза ассоциаций, восходит к метафоре «жизнь - игра». При этом речь идёт не о сравнении жизни с игрой, как, например, в драме М.Ю. Лермонтова «Маскарад». Метафора Л. Андреева реализует, доводит до логического конца мотив очеловечивания карт. Именно метафорический принцип позволяет обозначить специфику той модели мира, которая создаётся в рассказе Л. Андреева. Писатель рисует момент замещения, подмены реальности некой условной, фантастической схемой. Гротескная деформация как принцип миромоделирования характерна для экспрессионизма. Чем больше люди, играющие в карты, замыкаются в ситуации игры, тем больше они попадают под власть карт. Наконец, становится очевидным: не люди играют в карты, а карты играют людьми. Такого рода метафора оказывается весьма характерной для поэтики экспрессионистов. Достаточно вспомнить микроновеллу о короле, который «игрывал в людей», а теперь сам превратился в игральную карту в рассказе Сигизмунда Кржижановского «Странствующее “странно”».

Люди утрачивают свою индивидуальность, но всё большую индивидуальность начинают приобретать карты, они становятся значительнее людей, обретают «свою волю, свои вкусы, симпатии и капризы» 16 . В связи с этим смерть Николая Дмитриевича может рассматриваться и как результат его болезни (грудная жаба, паралич сердца) и как волеизъявление карт, с которыми связаны мотивы судьбы, рока. Почему жертвой карт становится именно Николай Дмитриевич? Он отличается от своих партнёров тем, что не утратил вкуса к жизни, не научился скрывать свои чувства, даже в пределах тех границ, которые обозначены карточной игрой, не утратил способности мечтать и испытывать сильные страсти. Описанию отношений героя и карт в рассказе отведено значительное место. Для всех игроков карты давно утратили «значение бездушной материи» 17 . Николай Дмитриевич Масленников в большей степени, чем остальные герои, осознаёт свою зависимость от воли карт, не может примириться с их прихотливым нравом, пытается их переиграть. В отношении карт к Николаю Дмитриевичу «чувствовалось что-то роковое, фатальное» 18 .

Непохожесть, чужесть Николая Дмитриевича всячески подчёркивается автором. Чужесть в литературе экспрессионизма оформляет характер и специфику отношений во всех без исключения сферах, составляя ядро концепта отчуждение. Футлярность существования игроков в вист, их отгороженность от мира - это один из аспектов отчуждения. Изолированность героев, которые ничего не знают и не хотят знать друг о друге, - это ещё один уровень отчуждения. Место чужого в рассказе, освободившееся в связи со смертью Николая Дмитриевича, не будет пустовать. Кого в следующий раз выберут карты? Якова Ивановича? Евпраксию Васильевну? Её брата, боявшегося «слишком большого счастья, за которым идёт такое же большое горе» 19 ? В финале рассказа мы явственно ощущаем дыхание смерти как дыхание вечности, это доминантное ощущение экспрессионистов. Но даже смерть не в силах разорвать привычный круг существования героев.

Таким образом, мы видим, как экспрессионизм выступает своеобразным вторым слоем, накладывающимся на реалистическую основу.

Характерный для экспрессионизма приём сдвига и алогизм ещё не обнаруживают себя столь явственно, как, например, в более позднем рассказе Л. Андреева «Красный смех», однако и в «Большом шлеме» мы находим совмещение конкретной натуралистической детализации («бумажка от тянучки» на подошве сапога покойника) и мистически звучащих мотивов судьбы и смерти. Немотивированность переходов от бесконечно малого к бесконечно большому: «Так играли они лето и зиму, весну и осень. Дряхлый мир покорно нёс тяжёлое ярмо бесконечного существования и то краснел от крови, то обливался слезами, оглашая свой путь в пространстве стонами больных, голодных и обиженных», 20 - это тоже отличительная черта поэтики экспрессионизма. Пожалуй, самым ярким примером немотивированности, странности оказывается звучащий в финале неожиданный вопрос Евпраксии Васильевны:

«А вы, Яков Иванович, всё на той же квартире?». Вопрос, которым заканчивается рассказ, обретает особую значимость ещё и потому, что не предполагает ответа.

Рассказ Л. Андреева, статичный в начале и динамичный во второй части, позволяет соотнести его с двумя жанровыми стратегиями - новеллистической и этологической (нравоописательной). При этом первая оказывается лишённой своих сущностных характеристик и сохраняет лишь некоторые формальные особенности. Так, мы можем обнаружить в тексте неожиданную развязку, изображение таинственной игры судьбы с человеком, видим, как писатель сводит жизненный материал в фокус одного события, что характерно для новеллы. Вместе с тем назвать неожиданную развязку новеллистическим пуантом, поворотом ситуации к противоположному или выявлением в характере персонажей новых для читателя свойств мы не можем. Смерть Масленникова ничего не меняет, жизненный круг, обозначенный карточной игрой, не разорван. Даже отступивший от своих правил Яков Иванович делает это в первый и последний раз.

Размеренное, детализированное описание среды в её относительно устойчивом состоянии, изображение статичных характеров персонажей позволяет выделить это - логическую составляющую в рассказе. При этом объектом изображения являются не социальные роли героев, а психология игроков, которые в человеке видят не человека, а партнёра по игре. Эта составляющая и формирует ту реалистическую основу, в которую вплетены элементы экспрессионистской поэтики.

Примечания

1 См.: Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика / Б.В. Томашевский. - М., 2 1996.

2 См.: Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества / М.М. Бахтин. - М., 1979; Медведев, П.Н. (Бахтин М.М.) Формальный метод в литературоведении / П.Н. Медведев (М.М. Бахтин). - Л., 1927.

3 См.: Поспелов Г.Н. К вопросу о поэтических жанрах / Г.Н. Поспелов // Доклады и сообщения филологического факультета МГУ. - 1948. - Вып. 5. - С. 59-60.

4 См.: Есин А.Б. Принципы и приёмы анализа литературного произведения: учеб. пособие / А.Б. Есин. - М., 1999. В отдельных случаях, по мысли автора, жанр может помочь в анализе, указать, на какие стороны произведения следует обратить внимание. Возможности жанрового анализа ограничиваются тем, что далеко не все произведения имеют чёткую жанровую природу, а в том случае, когда жанр определяется однозначно, это «не всегда помогает анализу, поскольку жанровые структуры зачастую опознаются по второстепенному признаку, не создающему особого своеобразия содержания и формы» (С. 221). Впрочем, это замечание автор относит в большей степени к анализу лирических жанров. Когда речь идёт об анализе эпических произведений, в первую очередь, рассказа, жанровый аспект представляется существенным (С. 222).

5 Практикум по жанровому анализу литературного произведения / Н.Л. Лейдерман, М.Н. Липовецкий, Н.В. Барковская и др. - Екатеринбург: Урал. гос. пед. ун-т, 2003. -С. 24.

6 Там же. С. 15-24.

7 Иезуитова Л.А. Творчество Леонида Андреева. 1892-1906 / Л.А. Иезуитова. - Л., 1975. - С. 65.

8 Андреев Л.Н. Большой шлем / Л.Н. Андреев // Избранное. - М., 1982. - С. 59.

9 Там же. С. 59.

10 Беззубов В.И. Леонид Андреев и традиции русского реализма / В.И. Беззубов. - Таллинн, 1984.

11 Андреев, Л. Н. Указ. соч. С. 59.

12 Там же. С. 58.

13 Там же. С. 62.

14 Там же. С. 58.

15 Там же. С. 59.

Размещено на Allbest.ru

...

Подобные документы

Становление творческой индивидуальности Л. Андреева. Богоборческая тематика в рассказах "Иуда Искариот" и "Жизнь Василия Фивейского". Проблемы психологии и смысла жизни в рассказах "Большой шлем", "Жили-были", "Мысль", "Рассказ о Сергее Петровиче".

курсовая работа , добавлен 17.06.2009

Основные этапы жизненного пути В. Набокова, особенности его творческого стиля. Сопоставление романа Владимира Набокова "Защита Лужина" и рассказа "Большой шлем" Леонида Андреева, эмоциональное состояние главного героя на протяжении шахматной игры.

контрольная работа , добавлен 23.12.2010

Анализ рассказа русского писателя В. Набокова "Весна в Фиальте". Ирина Гваданини, русская эмигрантка, зарабатывавшая на жизнь стрижкой собак в Париже - прототип Нины в рассказе. Основные принципы построения текста, ключевые принципы поэтики в рассказе.

реферат , добавлен 13.11.2013

Психология женской души в рассказе "Попрыгунья". Образ Анны в рассказе "Анна на шее". Душевность без духовности. Жизнь Нади Шумилиной в рассказе "Невеста". Жизнь дома Прозоровых. Трагедия женщины в пьесе "Вишнёвый сад". Два царства в "Бабьем царстве".

аттестационная работа , добавлен 13.10.2008

Социальная значимость содержания произведения Пауло Коэльо "Три кедра". Мировоззренческая позиция автора. Мотивировка поступков и логика развития, характер персонажей. Язык и стиль произведения, учет жанровых особенностей. Эмоциональная емкость повести.

анализ книги , добавлен 07.08.2013

Богоборческий бунт героя в повести "Жизнь Василия Фивейского". Тема бессмертия в библейском сюжете рассказа "Елеазар". Переосмысление образа предателя в рассказе "Иуда Искариот". Религиозные искания героев в драмах Л. Андреева "Жизнь Человека", "Савва".

курсовая работа , добавлен 10.01.2015

Основная историческая веха развития поэтики. Особенности языка и поэтики художественного текста. Образ эпохи в прозе Солженицына. Роль художественных принципов его поэтики, анализ их особенностей на основе аллегорической миниатюры "Костер и муравьи".

курсовая работа , добавлен 30.08.2014

Изучение русской реалистической литературы конца XIX-начала XX в. Значение творчества писателя, публициста и общественного деятеля М. Горького в литературе эпохи реализма. Определение особенностей проблематики и жанрового своеобразия пьесы "На дне".

курсовая работа , добавлен 11.03.2011

Персонаж и повествователь художественного текста как языковые личности. Способы представления речи персонажей. Языковые личности персонажей и повествователя в романе "Женщина французского лейтенанта". Речевые характеристики Фредерика Клегга и Миранды.

дипломная работа , добавлен 25.04.2015

Биография В. Пелевина. Мистическая литература Пелевина. Шлем ужаса… Что это? Рецензии СМИ на повесть Пелевина "Шлем ужаса". Стремление противостоять серой, безразличной к человеку реальности. Загадки и отгадки В. Пелевина.

М. Горький считал «Большой шлем» лучшим рассказом Л.Н. Андреева. Высокую оценку произведению дал Л.Н. Толстой. В карточной игре «большим шлемом» называется положение, при котором противник не может взять старшей картой или козырем ни одной карты партнера. На протяжении шести лет три раза в неделю (по вторникам, четвергам и субботам) Николай Дмитриевич Масленников, Яков Иванович, Прокопий Васильевич и Евпраксия Васильевна играют в винт. Андреев подчеркивает, что ставки в игре были ничтожными и выигрыши небольшими. Однако Евпраксия Васильевна очень ценила выигранные деньги и отдельно откладывала их в копилку.

В поведении героев во время карточной игры явственно видно их отношение к жизни в целом. Пожилой Яков Иванович никогда не играет больше четырех, даже если у него на руках была хорошая игра. Он осторожен, предусмотрителен. «Никогда нельзя знать, что может случиться», - так комментирует он свою привычку.

Его партнер Николай Дмитриевич наоборот всегда рискует и постоянно проигрывает, но не унывает и мечтает отыграться в следующий раз. Однажды Масленников заинтересовался Дрейфусом. Альфред Дрейфус (1859-1935) - офицер французского генерального штаба, которого в 1894 году обвинили в передаче Германии секретных документов, а потом оправдали. Партнеры сначала спорят о деле Дрейфуса, но вскоре увлекаются игрой и замолкают.

Когда проигрывает Прокопий Васильевич, Николай Дмитриевич радуется, а Яков Иванович советует в следующий раз не рисковать. Прокопий Васильевич боится большого счастья, так как за ним идет большое горе.

Евпраксия Васильевна - единственная женщина в четверке игроков. При крупной игре она с мольбой смотрит на брата - своего постоянно партнера. Другие партнеры с рыцарским сочувствием и снисходительными улыбками при этом ожидают ее хода.

Символический смысл рассказа состоит в том, что вся наша жизнь, по сути, может быть представлена как карточная игра. В ней есть партнеры, есть и соперники. «Карты комбинируются бесконечно разнообразно», - пишет Л.Н. Андреев. Сразу же возникает аналогия: жизнь тоже преподносит нам бесконечные сюрпризы. Писатель подчеркивает, что люди пытались в игре добиться своего, а карты жили своей жизнью, которая не поддавалась ни анализу, ни правилам. Одни люди плывут в жизни по течению, другие мечутся и пытаются изменить судьбу. Так, например, Николай Дмитриевич верит в удачу, мечтает сыграть «большой шлем». Когда, наконец, Николаю Дмитриевичу приходит долгожданная серьезная игра, он, боясь упустить ее, назначает «большой шлем в бескозырях» - самую сложную и высокую комбинацию в карточной иерархии. Герой идет на определенный риск, так как для верной победы он должен еще получить в прикупе пикового туза. Под всеобщее удивление и восхищение он тянется за прикупом и вдруг неожиданно умирает от паралича сердца. После его смерти выяснилось, что по роковому стечению обстоятельств в прикупе находился тот самый пиковый туз, который обеспечил бы верную победу в игре.

После смерти героя партнеры думают о том, как радовался бы Николай Дмитриевич этой сыгранной игре. Все люди в этой жизни - игроки. Они пытаются взять реванш, выиграть, поймать за хвост удачу, тем самым самоутвердиться, считают маленькие победы, а об окружающих думают крайне мало. Много лет люди встречались по три раза в неделю, но редко говорили о чем-нибудь, кроме игры, не делились проблемами, не знали даже, где живут их друзья. И только после смерти одного из них остальные понимают, как дороги они были друг другу. Яков Иванович пытается представить себя на месте партнера и почувствовать то, что должен был прочувствовать Николай Дмитриевич, сыграв «большой шлем». Не случайно герой впервые изменяет своим привычкам и начинает разыгрывать карточную партию, итоги которой уже никогда не увидит его скончавшийся товарищ. Символично, что первым уходит в мир иной наиболее открытый человек. Он чаще других рассказывал партнерам о себе, не был равнодушен к проблемам других, о чем свидетельствует его интерес к делу Дрейфуса.

Рассказ обладает философской глубиной, тонкостью психологического анализа. Сюжет его одновременно и оригинален, и характерен для произведений эпохи «серебряного века». В это время особое значение получает тема катастрофичности бытия, зловещего рока, нависающего над человеческой судьбой. Не случайно мотив внезапной смерти сближает рассказ Л.Н. Андреева «Большой шлем» с произведением И.А. Бунина «Господин из Сан-Франциско», в котором тоже герой умирает в тот самый момент, когда, наконец, должен был насладиться тем, о чем мечтал всю жизнь.

< Назад
Вперёд >

Анализ произведений русской литературы 11 класс
- .C. Высоцкий «Я не люблю» анализ произведения (317)
  
  Оптимистичное по духу и весьма категоричное по содержанию стихотворение B.C. Высоцкого «Я не люблю» является программным в его творчестве. Шесть из восьми строф начинаются...
- B.C. Высоцкий «Зарыты в нашу память на века...» анализ произведения (255)
  
  Песня «Зарыты в нашу память на века...» написана B.C. Высоцким в 1971 году. В ней поэт вновь обращается к событиям Великой Отечественной войны, ставшим уже историей, но еще...
- Стихотворение B.C. Высоцкого «Здесь лапы у елей дрожат на весу...» яркий образец любовной лирики поэта. Оно навеяно чувствами к Марине Влади. Уже в первой строфе явственно...
- B.C. Высоцкий «Мерцал закат, как блеск клинка...» анализ произведения (248)
  
  Военная тема является одной из центральных в творчестве B.C. Высоцкого. Поэт помнил войну по детским воспоминаниям, но ему часто приходили письма фронтовиков, в которых они...
- B.C. Высоцкий «Песня о друге» анализ произведения (578)
  
  «Песня о друге» - одно из наиболее ярких произведений в творчестве B.C. Высоцкого, посвященное центральной для авторской песни теме - теме дружбы как наивысшей нравственной...
- B.C. Высоцкий «Пссня о земле» анализ произведения (219)
  
  «Песня о земле» B.C. Высоцкого написана для кинофильма «Сыновья уходят в бой». В ней подчеркивается жизнеутверждающая сила родной земли. Ее неисчерпаемые богатства выражает...

Они играли в винт три раза в неделю: по вторникам, четвергам и субботам; воскресенье было очень удобно для игры, но его пришлось оставить на долю всяким случайностям: приходу посторонних, театру, и поэтому оно считалось самым скучным днем в неделе. Впрочем, летом, на даче, они играли и в воскресенье. Размещались они так: толстый и горячий Масленников играл с Яковом Ивановичем, а Евпраксия Васильевна со своим мрачным братом, Прокопием Васильевичем. Такое распределение установилось давно, лет шесть тому назад, и настояла на нем Евпраксия Васильевна. Дело в том, что для нее и ее брата не представляло никакого интереса играть отдельно, друг против друга, так как в этом случае выигрыш одного был проигрыш для другой, и в окончательном результате они не выигрывали и не проигрывали. И хотя в денежном отношении игра была ничтожная и Евпраксия Васильевна и ее брат в деньгах не нуждались, но она не могла понять удовольствия игры для игры и радовалась, когда выигрывала. Выигранные деньги она откладывала отдельно, в копилку, и они казались ей гораздо важнее и дороже, чем те крупные кредитки, которые приходилось ей платить за дорогую квартиру и выдавать на хозяйство. Для игры собирались у Прокопия Васильевича, так как во всей обширной квартире жили только они вдвоем с сестрой, - существовал еще большой белый кот, но он всегда спал на кресле, - и в комнатах царила необходимая для занятий тишина. Брат Евпраксии Васильевны был вдов: он потерял жену на второй год после свадьбы и целых два месяца после того провел в лечебнице для душевнобольных; сама она была незамужняя, хотя когда-то имела роман со студентом. Никто не знал, да и она, кажется, позабыла, почему ей не пришлось выйти замуж за своего студента, но каждый год, когда появлялось обычное воззвание о помощи нуждающимся студентам, она посылала в комитет аккуратно сложенную сторублевую бумажку «от неизвестной». По возрасту она была самой молодой из игроков: ей было сорок три года. Вначале, когда создалось распределение на пары, им особенно был недоволен старший из игроков, Масленников. Он возмущался, что ему постоянно придется иметь дело с Яковом Ивановичем, то есть, другими словами, бросить мечту о большом бескозырном шлеме. И вообще они с партнером совершенно не подходили друг к другу. Яков Иванович был маленький, сухонький старичок, зиму и лето ходивший в наваченном сюртуке и брюках, молчаливый и строгий. Являлся он всегда ровно в восемь часов, ни минутой раньше или позже, и сейчас же брал мелок сухими пальцами, на одном из которых свободно ходил большой брильянтовый перстень. Но самым ужасным для Масленникова в его партнере было то, что он никогда не играл больше четырех, даже тогда, когда на руках у него имелась большая и верная игра. Однажды случилось, что, как начал Яков Иванович ходить с двойки, так и отходил до самого туза, взяв все тринадцать взяток. Масленников с гневом бросил свои карты на стол, а седенький старичок спокойно собрал их и записал за игру, сколько следует при четырех. - Но почему же вы не играли большого шлема? - вскрикнул Николай Дмитриевич (так звали Масленникова). - Я никогда не играю больше четырех, - сухо ответил старичок и наставительно заметил: - Никогда нельзя знать, что может случиться. Так и не мог убедить его Николай Дмитриевич. Сам он всегда рисковал и, так как карта ему не шла, постоянно проигрывал, но не отчаивался и думал, что ему удастся отыграться в следующий раз. Постепенно они свыклись со своим положением и не мешали друг другу: Николай Дмитриевич рисковал, а старик спокойно записывал проигрыш и назначал игру в четырех. Так играли они лето и зиму, весну и осень. Дряхлый мир покорно нес тяжелое ярмо бесконечного существования и то краснел от крови, то обливался слезами, оглашая свой путь в пространстве стонами больных, голодных и обиженных. Слабые отголоски этой тревожной и чуждой жизни приносил с собой Николай Дмитриевич. Он иногда запаздывал и входил в то время, когда все уже сидели за разложенным столом и карты розовым веером выделялись на его зеленой поверхности. Николай Дмитриевич, краснощекий, пахнущий свежим воздухом, поспешно занимал свое место против Якова Ивановича, извинялся и говорил: - Как много гуляющих на бульваре. Так и идут, так и идут... Евпраксия Васильевна считала себя обязанной, как хозяйка, не замечать странностей своих гостей. Поэтому она отвечала одна, в то время как старичок молча и строго приготовлял мелок, а брат ее распоряжался насчет чаю. - Да, вероятно, - погода хорошая. Но не начать ли нам? И они начинали. Высокая комната, уничтожавшая звук своей мягкой мебелью и портьерами, становилась совсем глухой. Горничная неслышно двигалась по пушистому ковру, разнося стаканы с крепким чаем, и только шуршали ее накрахмаленные юбки, скрипел мелок и вздыхал Николай Дмитриевич, поставивший большой ремиз. Для него наливался жиденький чай и ставился особый столик, так как он любил пить с блюдца и непременно с тянучками. Зимой Николай Дмитриевич сообщал, что днем морозу было десять градусов, а теперь уже дошло до двадцати, а летом говорил: - Сейчас целая компания в лес пошла. С корзинками. Евпраксия Васильевна вежливо смотрела на небо - летом они играли на террасе - и, хотя небо было чистое и верхушки сосен золотели, замечала: - Не было бы дождя. А старичок Яков Иванович строго раскладывал карты и, вынимая червонную двойку, думал, что Николай Дмитриевич легкомысленный и неисправимый человек. Одно время Масленников сильно обеспокоил своих партнеров. Каждый раз, приходя, он начинал говорить одну или две фразы о Дрейфусе. Делая печальную физиономию, он сообщал: - А плохи дела нашего Дрейфуса. Или, наоборот, смеялся и радостно говорил, что несправедливый приговор, вероятно, будет отменен. Потом он стал приносить газеты и прочитывал из них некоторые места все о том же Дрейфусе. - Читали уже, - сухо говорил Яков Иванович, но партнер не слушал его и прочитывал, что казалось ему интересным и важным. Однажды он таким образом довел остальных до спора и чуть ли не до ссоры, так как Евпраксия Васильевна не хотела признавать законного порядка судопроизводства и требовала, чтобы Дрейфуса освободили немедленно, а Яков Иванович и ее брат настаивали на том, что сперва необходимо соблюсти некоторые формальности и потом уже освободить. Первым опомнился Яков Иванович и сказал, указывая на стол: - Но не пора ли? И они сели играть, и потом, сколько ни говорил Николай Дмитриевич о Дрейфусе, ему отвечали молчанием. Так играли они лето и зиму, весну и осень. Иногда случались события, но больше смешного характера. На брата Евпраксии Васильевны временами как будто что-то находило, он не помнил, что говорили о своих картах партнеры, и при верных пяти оставался без одной. Тогда Николай Дмитриевич громко смеялся и преувеличивал значение проигрыша, а старичок улыбался и говорил: - Играли бы четыре - и были бы при своих. Особенное волнение проявлялось у всех игроков, когда назначала большую игру Евпраксия Васильевна. Она краснела, терялась, не зная, какую класть ей карту, и с мольбою смотрела на молчаливого брата, а другие двое партнеров с рыцарским сочувствием к ее женственности и беспомощности ободряли ее снисходительными улыбками и терпеливо ожидали. В общем, однако, к игре относились серьезно и вдумчиво. Карты давно уже потеряли в их глазах значение бездушной материи, и каждая масть, а в масти каждая карта в отдельности, была строго индивидуальна и жила своей обособленной жизнью. Масти были любимые и нелюбимые, счастливые и несчастливые. Карты комбинировались бесконечно разнообразно, и разнообразие это не поддавалось ни анализу, ни правилам, но было в то же время закономерно. И в закономерности этой заключалась жизнь карт, особая от жизни игравших в них людей. Люди хотели и добивались от них своего, а карты делали свое, как будто они имели свою волю, свои вкусы, симпатии и капризы. Черви особенно часто приходили к Якову Ивановичу, а у Евпраксии Васильевны руки постоянно полны бывали пик, хотя она их очень не любила. Случалось, что карты капризничали, и Яков Иванович не знал, куда деваться от пик, а Евпраксия Васильевна радовалась червям, назначала большие игры и ремизилась. И тогда карты как будто смеялись. К Николаю Дмитриевичу ходили одинаково все масти, и ни одна не оставалась надолго, и все карты имели такой вид, как постояльцы в гостинице, которые приезжают и уезжают, равнодушные к тому месту, где им пришлось провести несколько дней. Иногда несколько вечеров подряд к нему ходили одни двойки и тройки и имели при этом дерзкий и насмешливый вид. Николай Дмитриевич был уверен, что он оттого не может сыграть большого шлема, что карты знают о его желании и нарочно не идут к нему, чтобы позлить. И он притворялся, что ему совершенно безразлично, какая игра у него будет, и старался подольше не раскрывать прикупа. Очень редко удавалось ему таким образом обмануть карты; обыкновенно они догадывались, и, когда он раскрывал прикуп, оттуда смеялись три шестерки и хмуро улыбался пиковый король, которого они затащили для компании. Меньше всех проникала в таинственную суть карт Евпраксия Васильевна; старичок Яков Иванович давно выработал строго философский взгляд и не удивлялся и не огорчался, имея верное оружие против судьбы в своих четырех. Один Николай Дмитриевич никак не мог примириться с прихотливым правом карт, их насмешливостью и непостоянством. Ложась спать, он думал о том, как он сыграет большой шлем в бескозырях, и это представлялось таким простым и возможным: вот приходит один туз, за ним король, потом опять туз. Но когда, полный надежды, он садился играть, проклятые шестерки опять скалили свои широкие белые зубы. В этом чувствовалось что-то роковое и злобное. И постепенно большой шлем в бескозырях стал самым сильным желанием и даже мечтой Николая Дмитриевича. Произошли и другие события вне карточной игры. У Евпраксии Васильевны умер от старости большой белый кот и, с разрешения домовладельца, был похоронен в саду под липой. Затем Николай Дмитриевич исчез однажды на целых две недели, и его партнеры не знали, что думать и что делать, так как винт втроем ломал все установившиеся привычки и казался скучным. Сами карты точно сознавали это и сочетались в непривычных формах. Когда Николай Дмитриевич явился, розовые щеки, которые так резко отделялись от седых пушистых волос, посерели, и весь он стал меньше и ниже ростом. Он сообщил, что его старший сын за что-то арестован и отправлен в Петербург. Все удивились, так как не знали, что у Масленникова есть сын; может быть, он когда-нибудь и говорил, но все позабыли об этом. Вскоре после этого он еще один раз не явился, и, как нарочно, в субботу, когда игра продолжалась дольше обыкновенного, и все опять с удивлением узнали, что он давно страдает грудной жабой и что в субботу у него был сильный припадок болезни. Но потом все опять установилось, и игра стала даже серьезнее и интереснее, так как Николай Дмитриевич меньше развлекался посторонними разговорами. Только шуршали крахмальные юбки горничной да неслышно скользили из рук игроков атласные карты и жили своей таинственной и молчаливой жизнью, особой от жизни игравших в них людей. К Николаю Дмитриевичу они были по-прежнему равнодушны и иногда зло-насмешливы, и в этом чувствовалось что-то роковое, фатальное. Но в четверг, 26 ноября, в картах произошла странная перемена. Как только началась игра, к Николаю Дмитриевичу пришла большая коронка, и он сыграл, и даже не пять, как назначил, а маленький шлем, так как у Якова Ивановича оказался лишний туз, которого он не хотел показать. Потом опять на некоторое время появились шестерки, но скоро исчезли, и стали приходить полные масти, и приходили они с соблюдением строгой очереди, точно всем им хотелось посмотреть, как будет радоваться Николай Дмитриевич. Он назначал игру за игрой, и все удивлялись, даже спокойный Яков Иванович. Волнение Николая Дмитриевича, у которого пухлые пальцы с ямочками на сгибах потели и роняли карты, передалось и другим игрокам. - Ну и везет вам сегодня, - мрачно сказал брат Евпраксии Васильевны, сильнее всего боявшийся слишком большого счастья, за которым идет такое же большое горе. Евпраксии Васильевне было приятно, что наконец-то к Николаю Дмитриевичу пришли хорошие карты, и она на слова брата три раза сплюнула в сторону, чтобы предупредить несчастье. - Тьфу, тьфу, тьфу! Ничего особенного нет. Идут карты и идут, и дай Бог, чтобы побольше шли. Карты на минуту словно задумались в нерешимости, мелькнуло несколько двоек со смущенным видом - и снова с усиленной быстротой стали являться тузы, короли и дамы. Николай Дмитриевич не поспевал собирать карты и назначать игру и два раза уже засдался, так что пришлось пересдать. И все игры удавались, хотя Яков Иванович упорно умалчивал о своих тузах: удивление его сменилось недоверием ко внезапной перемене счастья, и он еще раз повторил неизменное решение - не играть больше четырех. Николай Дмитриевич сердился на него, краснел и задыхался. Он уже не обдумывал своих ходов и смело назначал высокую игру, уверенный, что в прикупе он найдет, что нужно. Когда после сдачи карт мрачным Прокопием Васильевичем Масленников раскрыл свои карты, сердце его заколотилось и сразу упало, а в глазах стало так темно, что он покачнулся - у него было на руках двенадцать взяток: трефы и черви от туза до десятки и бубновый туз с королем. Если он купит пикового туза, у него будет большой бескозырный шлем. - Два без козыря, - начал он, с трудом справляясь с голосом. - Три пики, - ответила Евпраксия Васильевна, которая была также сильно взволнована: у нее находились почти все пики, начиная от короля. - Четыре черви, - сухо отозвался Яков Иванович. Николай Дмитриевич сразу повысил игру на малый шлем, но разгоряченная Евпраксия Васильевна не хотела уступать и, хотя видела, что не сыграет, назначила большой в пиках. Николай Дмитриевич задумался на секунду и с некоторой торжественностью, за которой скрывался страх, медленно произнес: - Большой шлем в бескозырях! Николай Дмитриевич играет большой шлем в бескозырях! Все были поражены, и брат хозяйки даже крякнул: - Ого! Николай Дмитриевич протянул руку за прикупом, но покачнулся и повалил свечку. Евпраксия Васильевна подхватила ее, а Николай Дмитриевич секунду сидел неподвижно и прямо, положив карты на стол, а потом взмахнул руками и медленно стал валиться на левую сторону. Падая, он свалил столик, на котором стояло блюдечко с налитым чаем, и придавил своим телом его хрустнувшую ножку. Когда приехал доктор, он нашел, что Николай Дмитриевич умер от паралича сердца, и в утешение живым сказал несколько слов о безболезненности такой смерти. Покойника положили на турецкий диван в той же комнате, где играли, и он, покрытый простыней, казался громадным и страшным. Одна нога, обращенная носком внутрь, осталась непокрытой и казалась чужой, взятой от другого человека; на подошве сапога, черной и совершенно новой на выемке, прилипла бумажка от тянучки. Карточный стол еще не был убран, и на нем валялись беспорядочно разбросанные, рубашкой вниз, карты партнеров и в порядке лежали карты Николая Дмитриевича, тоненькой колодкой, как он их положил. Яков Иванович мелкими и неуверенными шагами ходил по комнате, стараясь не глядеть на покойника и не сходить с ковра на натертый паркет, где высокие каблуки его издавали дробный и резкий стук. Пройдя несколько раз мимо стола, он остановился и осторожно взял карты Николая Дмитриевича, рассмотрел их и, сложив такой же кучкой, тихо положил на место. Потом он посмотрел прикуп: там был пиковый туз, тот самый, которого не хватало Николаю Дмитриевичу для большого шлема. Пройдясь еще несколько раз, Яков Иванович вышел в соседнюю комнату, плотнее застегнул наваченный сюртук и заплакал, потому что ему было жаль покойного. Закрыв глаза, он старался представить себе лицо Николая Дмитриевича, каким оно было при его жизни, когда он выигрывал и смеялся. Особенно жаль было вспомнить легкомыслие Николая Дмитриевича и то, как ему хотелось выиграть большой бескозырный шлем. Проходил в памяти весь сегодняшний вечер, начиная с пяти бубен, которые сыграл покойный, и кончая этим беспрерывным наплывом хороших карт, в котором чувствовалось что-то страшное. И вот Николай Дмитриевич умер - умер, когда мог наконец сыграть большой шлем. Но одно соображение, ужасное в своей простоте, потрясло худенькое тело Якова Ивановича и заставило его вскочить с кресла. Оглядываясь по сторонам, как будто мысль не сама пришла к нему, а кто-то шепнул ее на ухо, Яков Иванович громко сказал: - Но ведь никогда он не узнает, что в прикупе был туз и что на руках у него был верный большой шлем. Никогда! И Якову Ивановичу показалось, что он до сих пор не понимал, что такое смерть. Но теперь он понял, и то, что он ясно увидел, было до такой степени бессмысленно, ужасно и непоправимо. Никогда не узнает! Если Яков Иванович станет кричать об этом над самым его ухом, будет плакать и показывать карты, Николай Дмитриевич не услышит и никогда не узнает, потому что нет на свете никакого Николая Дмитриевича. Еще одно бы только движение, одна секунда чего-то, что есть жизнь, - и Николай Дмитриевич увидел бы туза и узнал, что у него есть большой шлем, а теперь все кончилось и он не знает и никогда не узнает. - Ни-ко-гда, - медленно, по слогам, произнес Яков Иванович, чтобы убедиться, что такое слово существует и имеет смысл. Такое слово существовало и имело смысл, но он был до того чудовищен и горек, что Яков Иванович снова упал в кресло и беспомощно заплакал от жалости к тому, кто никогда не узнает, и от жалости к себе, ко всем, так как то же страшно и бессмысленно жестокое будет и с ним и со всеми. Он плакал - и играл за Николая Дмитриевича его картами, и брал взятки одна за другой, пока не собралось их тринадцать, и думал, как много пришлось бы записать, и что никогда Николай Дмитриевич этого не узнает. Это был первый и последний раз, когда Яков Иванович отступил от своих четырех и сыграл во имя дружбы большой бескозырный шлем. - Вы здесь, Яков Иванович? - сказала вошедшая Евпраксия Васильевна, опустилась на рядом стоящий стул и заплакала. - Как ужасно, как ужасно! Оба они не смотрели друг на друга и молча плакали, чувствуя, что в соседней комнате, на диване, лежит мертвец, холодный, тяжелый и немой. - Вы послали сказать? - спросил Яков Иванович, громко и истово сморкаясь. - Да, брат поехал с Аннушкой. Но как они разыщут его квартиру - ведь мы адреса не знаем. - А разве он не на той же квартире, что в прошлом году? - рассеянно спросил Яков Иванович. - Нет, переменил. Аннушка говорит, что он нанимал извозчика куда-то на Новинский бульвар. - Найдут через полицию, - успокоил старичок. - У него ведь, кажется, есть жена? Евпраксия Васильевна задумчиво смотрела на Якова Ивановича и не отвечала. Ему показалось, что в ее глазах видна та же мысль, что пришла и ему в голову. Он еще раз высморкался, спрятал платок в карман наваченного сюртука и сказал, вопросительно поднимая брови над покрасневшими глазами: - А где же мы возьмем теперь четвертого? Но Евпраксия Васильевна не слыхала его, занятая соображениями хозяйственного характера. Помолчав, она спросила: - А вы, Яков Иванович, все на той же квартире?

Поражали воображение силой и искренностью в желании автора разделить страдания человека необыкновенным, порою болезненным темпераментом в отстаивании излюбленных - то героических, то мрачно-упаднических - идей, стремлении к скоплению эффектов и драматических - часто мелодраматических - ситуаций. Его произведения были непохожи на «традиционную» литературу: они увлекали или отталкивали, но никогда не оставляли равнодушным.

Надломленность юной души

Внук орловского предводителя дворянства и крестьянки, сын бедного землемера писатель познал ужасы городской окраины, полуголодный студенческий быт, мучительный разлад с самим собой, ненависть к бессмысленному существованию «толпы». Шестнадцатилетним гимназистом записал в дневнике: «Придет время, я нарисую людям потрясающую картину их жизни». Он испытал приступы жестокого душевного отчаяния, несколько раз покушался на самоубийство (ладонь левой руки у него была пробита пулей, пальцы скрючены) и одновременно был обуреваем жгучими, разъедающими, честолюбивыми помыслами, жаждой славы и известности. Как-то признался Горькому: «Еще четырнадцати лет я сказал себе, что буду знаменит, или - не стоит жить».

Раннее творчество

Леонид Андреев вошел в литературу в самом конце прошлого века (5 апреля 1898 г. в газете «Курьер» впервые за его полной подписью был помещен пасхальный рассказ «Баргамот и Гараська»). И его ранние рассказы - «Жили-были», «Большой шлем», «Петька на даче», «Гостинец», «Из жизни штабс-капитана Каблукова» и т. д. - явили нам традиционный реализм, демократическую устремленность, заметное влияние Чехова и Горького. Пример - рассказ «Петька на даче» (1898), вызывающий сострадание к грязному и забитому парикмахерскому «мальчику», похожему не на десятилетнего ребенка, а на «состарившегося карлика». Однако уже здесь мотивы, знакомые по чеховскому «Ваньке Жукову», осложнены демонстративным вмешательством автора в судьбу своих героев. Даже в этих по фактуре своей крепких реалистических рассказах ощутимо и нечто иное, новое. «Так бывает; так может быть», - утверждали своими произведениями писатели XIX в. «Да будет так», - как бы говорит Андреев. Уже в этих ранних произведениях ощущаются зачатки того, что Горький назвал «изображением мятежей внутри человека». С течением времени в творчестве Андреева все более преобладали мотивы «социального пессимизма», тяготение к «безднам» человеческой психики и символическим обобщениям в изображении людей. В этом было уже отличие Андреева от писателей традиционного реализма. Он шел не от непосредственных впечатлений жизни, а с поразительным художественным умением подводил материал под загодя заданную схему.

Вот ранний рассказ «Большой шлем» (1899), герой которого Николай Дмитриевич. Масленников умирает за карточным столом в момент своего наивысшего «игроцкого» счастья. И тут - неслыханное дело - оказывается, что партнеры Масленникова, с которыми он много лет коротал в маленьком городке долгие вечера, не знают о нем ничего, даже его адреса... Здесь все подчинено (пусть и в ущерб правдоподобию) идее о трагической разобщенности людей.

Восхождение

Литературная карьера Леонида Андреева складывалась необыкновенно счастливо. Безвестный товарищ присяжного поверенного, вчерашний судебный хроникер газеты «Курьер», он в короткое время выдвигается в первые ряды русских писателей, становится властителем дум читающей публики. Много значило для него знакомство с Горьким (в 1898 г.), перешедшее вскоре в длительную, хотя и неровную, но очень благотворную для него дружбу. «...Если говорить о лицах, оказавших действительное влияние на мою писательскую судьбу, - сказал Андреев, - то я могу указать только на одного Максима Горького, исключительно верного друга литературы и литератора».

Вслед за Горьким Андреев вошел в телешовский литературный кружок «Среда» и демократическое издательство «Знание». Появившийся в 1901 г. сборник его рассказов разошелся в двенадцати изданиях общим тиражом для того времени необычайным - сорок семь тысяч экземпляров. В эту пору он один из ведущих писателей-«знаниевцев», едва ли не самая яркая звезда и созвездии «Большого Максима». Но та же самая сила - зависимость от времени, его приливов и отливов, - которая сделала Андреева соратником Горького, и отдалила его, уведя к другому полюсу литературы.

На все перемены общественной, политической жизни Леонид Андреев откликался с какой-то, хочется сказать, сейсмографической чуткостью. Подхваченный общественным подъемом, он сознает жизнеутверждающую новеллу «Весной» (1902) и «Марсельезу» (1903) - рассказ о пробуждении героического чувства под влиянием товарищеской солидарности в робком и аполитичном обывателе. Когда вспыхнула русско-японская война, он откликается на нее обличительным «Красным смехом», пронизанным пацифистским протестом против бессмысленной бойни. А когда разгорается революция 1905 г., он пишет В. В. Вересаеву: «Вы поверите, ни одной мысли в голове не осталось, кроме революции, революции, революции...» И это не было пустой фразой Андреева, предоставившего свою квартиру для проведения засдания ЦК РСДРП Москвы, заключают в Таганскую тюрьму. Он выступает с пьесой «К звездам», в которой создает образ рабочего-революционера Трейча, близкого Нилу из горьковских «Мещан». Затем наступает реакция, и тот же Андреев оказывается автором антиреволюционного рассказа «Тьма» (1907), появление которого усугубило его расхождения с Горьким. Сам Андреев сказал однажды: «Сегодня я мистик и анархист - ладно; завтра я буду писать революционные вывески... а послезавтра я, быть может, пойду к Иверской с молебном, а оттуда на пирог к частному приставу».

На перепутьях реализма и модернизма

Однако за всеми этими колебаниями маятника - влево, вправо, снова влево и т. д. - все более явственно вырисовывалась общая устремленность художнических поисков Андреева. Писатель, чуткий к социальным противоречиям, он довольно быстро изживает иллюзии сентиментального и несколько благодушного гуманизма и, начинай с «Красного смеха», стремится в обобщенных образах-символах выразить всю противоречивость жизни человеческого общества в его главных, узловых моментах. «Вопрос об отдельных индивидуальностях как-то исчерпан, отошел, - признается Андреев в письме к В. В. Вересаеву в 1906 г., - хочется все эти разношерстные индивидуальности так или иначе, войною или миром, связать с общим, с человеческим». Человек «вообще», - оказавшийся в исключительной ситуации, - вот что привлекает его внимание. «Мне не важно, кто «он» - герой моих рассказов: поп, чиновник, добряк или скотина, делится он в письме к. - Мне важно только одно - что он человек и как таковой несет одни и те же тяготы жизни».

Если говорить об успехе произведений Андреева у читателя, то в течение всех 1900-х гг. он только растет. Ответом на расправу с революционерами является знаменитый «Рассказ о семи повешенных» (1908). Однако внимание писателя концентрируется и здесь на «общих» переживаниях приговоренных к смерти, когда они проходят через этапы мученичества: судилище, пребывание в камере, последнее свидание с близкими, казнь. Все конкретное убрано, остались лишь мучительные ощущения семерых людей вблизи неумолимо надвигающейся смерти. Человек и смерть - такова философская проблема, которую ставит Андреев в «Рассказе о семи повешенных». Преступление и возмездие - суть повести «Губернатор» (1905), где царский сановник, отдавший приказ стрелять в безоружных людей, сам понимает неизбежность расплаты за содеянное и покорно ожидает черный револьверный глазок террориста.

Протест Леонида Андреева, при всем его максимализме, нес в себе глубокое внутреннее противоречие. Увлеченный мрачной философией Шопенгауэра и психологией «подпольного человека» Достоевского, писатель страстно обличает современную культуру, современный город, современное общество, идет, кажется, до последней черты в критике религии, морали, разума. Однако у этой черты его героев встречают скепсис, безверие, мысль о неизбежности страдания и невозможности счастья. Отец Василий («Жизнь Василия Фивейского») внезапно открывает, что там ничего нет, и бросает проклятие не существующему уже для него Богу: «Так зачем же всю жизнь мою Ты держал меня в плену, в рабстве, в оковах? Ни мысли, ни свободы! Ни чувства! Ни вздоха!» Но что ждет его теперь, в свободе безверия? Отчаяние бессмысленной жизни, Доктор Керженцев («Мысль»), совершивший убийство из ревности, постигает тщету человеческого разума и морали, в ницшеанском порыве поднимается над обществом: «Вы скажете, что нельзя красть, убивать, а я вам скажу, что можно убивать и грабить, и это очень нравственно». Однако слабость разума оборачивается против него самого, когда, помещенный в психиатрическую больницу, Керженцев остается наедине «со своим жалким, бессильным, до ужаса одиноким «я». Анархист Савва (одноименная драма) познает всю нелепость общественного устройства и мечтает взорвать общество, культуру и оставить «голого человека» на «голой земле». Но первая же попытка Саввы сломить устои общества (он взрывает в монастыре икону) только приводит к укреплению этих устоев и усилению веры у «толпы».

Революционные мятежи ведут у Андреева к перерождению рыцарей идеи в разбойников, «лесных братьев» (роман «Сашка Жегулев», 1911), вызывают разгул первобытных инстинктов, оргию бессмысленных убийств, уничтожение культурных ценностей, самоистребление (пьеса «Царь-Голод») и, как результат, завершаются реставрацией деспотической власти, торжеством угнетателей (рассказ «Так было», пьеса «Царь-Голод»). Анархический протест, максималистское отрицание буржуазного общества оборачиваются неверием в человека, в его здоровое, творческое начало.

Л. Андреев и символизм

Подобно символистам, Андреев отвергал бытовизм, «плоское описательство». Он устремлялся, пренебрегая реальностью, «вглубь» - к метафизической сущности вещей, чтобы открыть вожделенную «тайну». Но полное безверие приводило его к тотальному отрицанию смысла жизни и ценности человека как такового. Как замечал по этому поводу один из метров символизма Вяч. Иванов, «соединение символизма с атеизмом обрекает личность на вынужденное уединение среди бесконечно зияющих вокруг него провалов в ужас небытия. Герою «Моих записок» (1908), который из-за судебной ошибки много лет просидел в тюрьме, свобода представляется хуже заключения: весь мир видится ему огромной «бессмертной тюрьмой». И выхода из этой тюрьмы, избавления, по Андрееву, нет и не может быть.

«Кто я? - размышлял Андреев в 1912 г., - для благорожденных декадентов - презренный реалист; для наследственных реалистов - подозрительный символист». Осознавая некую двойственность своей идейной позиции и художественного метода, писатель человечески остро переживал это, страдая от глубоких расхождений со своим недавним другом Горьким.

Писатель-экспрессионист

Кто же был Леонид Андреев? К какому направлению принадлежит его творчество Он явился одним из первых, самых ранних представителей экспрессионизма и литературе (от франц. ехрresssion - выражение, выразительность) - направления, сложившегося в период первой мировой войны и последовавших за ней революционных потрясений и передавшего ощущение кризиса буржуазного мира. «Русские модернисты, - замечает теоретик литературы П. В. Палиевский, - чисто шли впереди своих западных коллег, но им явно не везло с международным признанием...»

Экспрессионизм, возникший в Германии сначала как направление в живописи, пришел на смену импрессионизму: «изображение» заменяется «выражением», кричащее «я» художника вытесняет предмет; в сравнении с предшествующим искусством «эго не глаза, а рот» (по характеристике австрийского писателя Германа Бара). Этот крик на самой высокой ноте, рационалистическая символика, нарочитый схематизм в построении характеров, «освобожденных» от всего неконкретного, скопление таинственных и ужасных событий чрезвычайно характерны для произведений Андреева.

Под оплывающей свечой, которую держит Некто в сером, проходит бессмысленная жизнь Человека, сопровождаемая равнодушными словами зловещего резонера: «В ночи небытия вспыхнет светильник и будет гореть, пока человек, ограниченный зрением, не видя следующей ступени жизни, пройдет все их и возвратится к той же ночи, из которой вышел, и сгинет бесследно. И жестокая судьба людей станет и его судьбой» (драма «Жизнь Человека»). На пышный карнавал к герцогу Лоренцо вместо друзей являются страшные призраки. И, окруженный наступающими на него черными масками, сходит с ума молодой герцог и, безумный, гибнет в пламени пожара («Черные маски», 1908).

Впрочем, Леонид Андреев почти одновременно работал над произведениями абстрактно-символического характера и произведениями реалистической ориентации. Одним и тем же 1908 г. помечены глубоко психологический «Рассказ о семи повешенных» и фантастическая драма «Черные маски», в 1910 г. появляется бытовая пьеса о студенчестве «Gaudeamus» и сугубо символистская «Анатема». Более того, в самих произведениях, насыщенных абстрактной символикой, мы встретим и сугубо реалистические сцены («Жизнь Человека»), Андреев ищет новые формы изобразительности, стремится расширить возможности литературы.

Художественное своеобразие

Протест против подавления личности - вот проблема проблем андреевского творчества. Этой цели подчинены все художественные средства - приподнятая риторика в пьесах и прозе, исключительные ситуации, неожиданные повороты мысли, обилие парадоксов, форма исповеди, записок, дневника, когда до предела обнажается душа «разобществленного человека». Горький сетовал в воспоминаниях на то, что Андреев, в товарищеских умевший «пользоваться юмором гибко и красиво», в рассказах «терял - к сожалению - эту способность». Но и это было связано у Андреева с концепцией обезличенного человека, возникающей даже из комических и как будто безобидных положений. Маленький, робкий чиновник второго департамента Котельников в легком подпитии выпаливает: «Я очень люблю негритянок», вызывая хохот сослуживцев и начальства («Оригинальный человек»). Бытовой анекдот? Но Андреев разворачивает его в трагикомедию. Вырвавшаяся фраза так сильно «метит» чиновника, что подчиняет всю его судьбу. Им гордятся безликие сослуживцы, безликий столоначальник.

В большинстве произведений Андреева остродраматические столкновения мысли и воли разворачиваются в «очищенной» от внешнего мира среде, которой становится сама мятущаяся душа героя. Идея обезличениости людей воплощается в серии масок, лишенных конкретных и индивидуальных черт: Человек, Отец Человека, Соседи, Доктор, Старухи и т. д. (драма «Жизнь Человека»). Появляются и персонажи, выражающие состояние души или отвлеченные идеи, как-то: Зло, Рок, Разум, Бедность и т. п. Обезличенные люди безвольно отдаются во власть действующих вне их таинственных сил. Отсюда значительная роль фантастики в творчестве Андреева, который обращается к наследству Эдгара По («Маска красной смерти», «Праздник мертвецов», «Яма и часы») или прямо переосмысляет его новеллу «Падение дома Эшер» в рассказе «Он» (1912). Драма идей, которой является все творчество Андреева, приводит его к увлечению Достоевским, чье воздействие ощущается и в нервном, напряженном языке, и в выборе героя, самоуглубленного фанатика, одержимого сверхидеей «человека из подполья». Задолго до немецких экспрессионистов (Э. Геллер, Г. Кайзер, Л. Франк), а также близкого им Ф. Кафки Андреев с незаурядной, трагической силой выразил страдания одинокой личности, мучающейся в условиях «машинного мира».

Последние годы

Первая мировая война вызвала у большинства русских литераторов прилив патриотических устремлений. Андреев оказался в авангарде этого поветрия. «Начав войну, заявляет он в интервью газете «Нью-Йорк тайме» в сентябре 1914 г., - мы доведем ее до конца, до полной победы над Германией; и здесь не должно быть ни сомнений, ни колебаний». Он пишет десятки статей, участвует в редактировании журнала «Отечество», а в 1916 г. возглавляет литературный отдел органа крупной буржуазии «Русская воля». В пьесе «Закон, король и свобода» Андреев воспевает союзника по борьбе с Германией - бельгийского короля Альберта. 18 октября 1915 г. он выступает со статьей «Пусть не молчат поэты», в которой призывает воспеть войну. Действительность обманула ожидания Андреева. Февральская революция, развал на фронтах, разруха, голод, стачки и демонстрации, близящаяся новая революция - все это лишь усилило у Андреева прорывавшееся и ранее чувство смятения и даже отчаяния. «Мне страшно! - восклицает он в одной из статей, напечатанной 15 сентября 1917 г. на страницах газеты «Русская воля» (где Андреев возглавлял литературный отдел). - Как слепой, мечусь я в темноте и ищу Россию. Где моя Россия? Мне страшно. Я не могу жить без России. Отдайте мне Россию! Я на коленях молю вас укравших Россию: отдайте мне Россию, верните, верните». В разгар революционных событий он перебирается в Финляндию, на свою дачу в Райволо, и оказывается отрезанным от России, по которой жестоко тоскует.

В революционерах-большевиках он увидел только «гоевскиет рожи и низкие лбы», но художественно отразить русскую трагедии» Леонид Андреев не успел и, видимо, не мог. Он лишь протестовал: «Надо совсем не знать разницы между правдой и ложью, между возможным и невероятным, как не знают ее сумасшедшие, чтобы не почувствовать социалистического бахвальства большевиков, их неистощимой лжи, то тупой и мертвой, как мычание пьяного, как декреты Ленина, то звонкой и виртуозной, как речи кровавого шута Троцкого».

В Финляндии Андреев работает над романом «Дневник Сатаны», где сатирически изображает империалистическую Европу накануне первой мировой войны. Он во власти отчаяния в страха. Его сознанию видится гибель привычной, устойчивой России и впереди - только хаос, разрушение. «Как телеграфист на тонущем судне посылает ночью, когда вокруг мрак, последний призыв: «На помощь! Скорее! Мы тонем! Спасите!» - так и я, движимый верою в доброту человека, бросаю в пространство и мрак свою мольбу о тонущих людях... Ночь темна... И страшно море! Но телеграфист верит и упрямо зовет - зовет до последней минуты, пока не потухнет последний огонь и не замолчит навсегда его беспроволочный телеграф», - пишет он в одном из самых последних произведений «Спасите! (SOS)».

Вопросы

1. В чем принципиальное отличие рассказа «Большой шлем» от традиций реализма? Почему для четверых одиноких людей игра в вист становится единственным смыслом жизни? Объединяет или еще более разобщает героев это занятие?
2. Как характеризует Масленникова его заветная мечта выиграть «большой шлем»?
3. Как относятся игроки к любому вторжению в их замкнутый мир (дело Дрейфуса, известие об аресте сына Масленникова)?
4. Какова главная печаль героев, оставшихся после смерти Николая Дмитриевича?
5. Охарактеризуйте пьесу «Царь-Голод» как явление театра символизма.
6. Какие герои-символы выступают в этой пьесе и каково идейное наполнение главного символа - Царя-Голода?
7. Объясните на примере этой пьесы взгляд писателя на насильственное преобразование общества. Какие разрушительные силы, по мнению Л. Андреева, способны разбудить восстание народа?
8. В чем проявился глубокий пессимизм писателя?
9. Каковы концепция жизни и мироощущения в прозе Л. Андреева?

Вперёд >

Анализ произведений русской литературы 11 класс
- .C. Высоцкий «Я не люблю» анализ произведения
  
  Оптимистичное по духу и весьма категоричное по содержанию стихотворение B.C. Высоцкого «Я не люблю» является программным в его творчестве. Шесть из восьми строф начинаются фразой «Я не люблю», а всего этот повтор звучит в тексте одиннадцать раз, завершаясь еще более резким отрицанием «Я это никогда не полюблю». С чем же никогда не сможет смириться лирический герой стихотворения? Какие же...
- B.C. Высоцкий «Зарыты в нашу память на века...» анализ произведения
  
  Песня «Зарыты в нашу память на века...» написана B.C. Высоцким в 1971 году. В ней поэт вновь обращается к событиям Великой Отечественной войны, ставшим уже историей, но еще живы их непосредственные участники и свидетели. Произведение поэта обращено не только к современникам, но и к потомкам. Главная идея в нем - стремление предупредить общество от ошибок переосмысления истории. «Осторожно с...
- Стихотворение B.C. Высоцкого «Здесь лапы у елей дрожат на весу...» яркий образец любовной лирики поэта. Оно навеяно чувствами к Марине Влади. Уже в первой строфе явственно звучит мотив препятствия. Его подчеркивает особое художественное пространство - заколдованный дикий лес, в котором живет возлюбленная. Путеводной нитью в этот сказочный мир является любовь. Образный ряд произведения...
- B.C. Высоцкий «Мерцал закат, как блеск клинка...» анализ произведения
  
  Военная тема является одной из центральных в творчестве B.C. Высоцкого. Поэт помнил войну по детским воспоминаниям, но ему часто приходили письма фронтовиков, в которых они спрашивали его, в каком полку он служил, так реалистично удавались Владимиру Семеновичу зарисовки из военной жизни. Текст песни «Мерцал закат, как блеск клинка...» (известной также под названиями «Военная песня» и...
- B.C. Высоцкий «Песня о друге» анализ произведения
  
  «Песня о друге» - одно из наиболее ярких произведений в творчестве B.C. Высоцкого, посвященное центральной для авторской песни теме - теме дружбы как наивысшей нравственной категории. Образ дружбы воплощает в себе и альтруизм - неотъемлемое качество человека с высокими моральными принципами, и антимещанскую позицию, столь характерную для флибустьерского духа эпохи шестидесятничества. B.C....
- B.C. Высоцкий «Пссня о земле» анализ произведения
  
  «Песня о земле» B.C. Высоцкого написана для кинофильма «Сыновья уходят в бой». В ней подчеркивается жизнеутверждающая сила родной земли. Ее неисчерпаемые богатства выражает поэтичное сравнение: «Материнство не взять у земли, Не отнять, как не вычерпать моря». Стихотворение содержит риторические вопросы, которые привносят в него полемические ноты. Лирическому герою приходится доказывать свою...
- А.А. Ахматова «Вечерние часы перед столом...» анализ произведения
  
  В стихотворении «Вечерние часы перед столом...» А.А. Ахматова приоткрывает завесу над таинством творчества. Лирическая героиня пытается передать на бумаге свои жизненные впечатления, но при этом находится в таком душевном состоянии, что сама пока еще не может разобраться в своих чувствах. Образ непоправимо белой страницы свидетельствует о глубине творческих мук и эмоциональных переживаний...
- А.А. Ахматова «Я пришла к поэту в гости...» анализ произведения
  
  Стихотворение А.А. Ахматовой «Я пришла к поэту в гости...» имеет автобиографическую основу: в одно из воскресений 1913 года А.А. Ахматова принесла А.А. Блоку его стихи на Офицерскую улицу, 57, расположенную неподалеку от устья Невы, чтобы он их подписал. Поэт сделал лаконичную надпись: «Ахматовой - Блок». Первая строфа произведения тонко передает атмосферу этого визита. Для А.А. Ахматовой важно подчеркнуть...
- А.А. Блок «Двенадцать» анализ произведения
  
  Поэма «Двенадцать» написана А.А. Блоком в 1918 году и навеяна революционными событиями. Уже в зимнем пейзаже поэмы подчеркнут контраст черного и белого, мятежная стихия ветра передает атмосферу общественных перемен. Двусмысленно звучит строчка в первой главе произведения: «На ногах не стоит человек». В контексте поэмы ее можно истолковать как буквально (ветер сбивает путника с ног, лед под...
- А.А. Блок «На поле Куликовом» анализ произведения
  
  Сюжет цикла «На поле Куликовом» имеет историческую основу - вековое противостояние Руси татаро-монгольскому нашествию. Лиро-эпический сюжет совмещает конкретно- историческую событийную канву: битвы, военные походы, картину овеянной пожарищем родной земли - и цепь переживаний лирического героя, способного осмыслить весь многовековой исторический путь Руси. Цикл создан в 1908 году. Это время...

БОЛЬШОЙ ШЛЕМ
(Рассказ, 1902)
Масленников Николай Дмитриевич - один из четырех, участников
карточной игры и соответственно один из четырех, героев рассказа
«Большой шлем», посвященного вечному вопросу «жизни и смерти». М.
единственный герой, наделенный не только именем, отчеством, но и
фамилией. «Они играли в винт три раза в неделю: по вторникам,
четвергам и субботам» - так начинается повествование. Собирались у
«самой молодой из игроков», сорокатрехлетней Евпраксии Васильевны,
которая когда-то давно любила студента, но «никто не знал, да и она,
кажется, позабыла, почему ей не пришлось выйти замуж». В паре с ней
играл ее брат Прокопий Васильевич, который «потерял жену на второй
год после свадьбы и целых два месяца после того провел в лечебнице
для душевнобольных». Партнером М. (самого старшего) был Яков
Иванович, в котором можно увидеть сходство с чеховским «человеком в
футляре» - «маленький, сухонький старичок, зиму и лето ходивший в
наваченном сюртуке и брюках, молчаливый и строгий». Недовольный
распределением пар («лед и пламя», говоря словами Пушкина), М.
сокрушается, «что ему придется <...> бросить мечту о большом
бескозырном шлеме». «Так играли они лето и зиму, весну и осень.
Дряхлый мир покорно нес тяжелое ярмо бесконечного существования и
то краснел от крови, то обливался слезами, оглашая свой путь в
пространстве стонами больных, голодных и обиженных». Лишь М.
приносил в старательно отгороженный малый мир «отголоски этой
тревожной и чуждой жизни». Это казалось другим странным, его
почитали «легкомысленным и неисправимым человеком». Некоторое
время он говорил даже о деле Дрейфуса, но «ему отвечали молчанием».
«Карты уже давно потеряли в их глазах значение бездушной
материи <...> Карты комбинировались бесконечно разнообразно, и
разнообразие это не поддавалось ни анализу, ни правилам, но было в то
же время закономерно». Именно для М. «большой шлем в бескозырях
стал самым сильным желанием и даже мечтой». Лишь иногда ход
карточной игры нарушался событиями извне: М. исчез на две-три
недели, вернувшись, постаревший и посеревший, он сообщил, что его
сын арестован и отправлен в Петербург. Не явился он и в одну из
суббот, и все с удивлением узнали, что он давно страдает «грудной
жабой».
Но, как ни укрывались игроки в винт от внешнего мира, он просто и
грубо ворвался к ним сам. В роковой четверг, 26 ноября, М. улыбнулась
удача. Однако, едва успев произнести заветное «Большой шлем в
бескозырях!», счастливчик внезапно умер от «паралича сердца». Когда
Яков Иванович заглянул в карты покойного, то увидел: у М. «на руках
<...> был верный большой шлем». И тогда Яков Иванович, осознавший,
что умерший никогда не узнает об этом, испугался и понял, «что такое
смерть». Однако мгновенное потрясение скоро проходит, и герои
задумываются не о смерти, а о жизни: где взять четвертого игрока? Так
Андреев переосмыслил в ироническом ключе знаменитый вопрос
главного героя из повести Л. Н. Толстого «Смерть Ивана Ильича»:
«Неужели я умру?» Толстой поставил Андрееву за его рассказ «4».

Они собирались три раза в неделю, чтобы сыграть в карточную игру «винт». Воскресенья оставляли «на долю всяких случайностей» - приходу гостей, походам в театр, поэтому этот день был для них самым скучным на неделе. Но летом, на даче, играть удавалось и по воскресеньям.

Играли парами: толстый и азартный Николай Дмитриевич Масленников - с пожилым Яковом Ивановичем, а Евпраксия Васильевна - со своим братом, мрачным Прокопием Васильевичем. Такое распределение пар было традиционным и сохранялось долгие годы. Настояла на нём Евпраксия Васильевна, которой было невыгодно играть отдельно от брата.

Удовольствия играть ради игры Евпраксия Васильевна не понимала и очень радовалась каждому выигрышу. Деньги она выигрывала ничтожные, но дорожила ими больше, чем крупными кредитками, которыми расплачивалась за дорогую квартиру. Выигрыш свой Евпраксия Васильевна бережно складывала в копилку.

Собиралась компания у брата и сестры. Прокопий Васильевич был вдовцом. Его жена умерла через год после свадьбы, из-за чего он два месяца лечился в клинике для душевнобольных. У сорокатрёхлетней Евпраксии Васильевны когда-то был роман со студентом. Она уже позабыла, почему не вышла за него замуж, но с тех пор каждый год анонимно жертвовала нуждающимся студентам сто рублей. Вместе с братом и сестрой жил большой белый кот.

Распределением на пары был очень недоволен Масленников. Его партнёр Яков Иванович, маленький и сухонький старичок, был молчалив, строг, пунктуален, никогда не рисковал и считал Николая Дмитриевича неисправимо легкомысленным. А Масленников мечтал сыграть большой шлем, для чего требовалось рискнуть и собрать большое и редкое сочетание карт. Он всегда рисковал, но в игре ему постоянно не везло.

Так играли они годами.

Дряхлый мир покорно нёс тяжёлое ярмо бесконечного существования и то краснел от крови, то обливался слезами, оглашая свой путь в пространстве стонами больных, голодных и обиженных.

До компании доходили лишь «слабые отголоски этой тревожной и чуждой жизни». Приносил их, как правило, Николай Дмитриевич, но остальные не хотели его слушать. Они уединялись в высокой комнате с мягкой мебелью, коврами и портьерами, которые поглощали любой звук, и погружались в игру, а горничная, бесшумно ступая, подавала им чай. Тишину нарушал только шелест её накрахмаленных юбок, скрип мелка да вздохи невезучего Масленникова.

Однажды Николай Дмитриевич сильно растревожил своих партнёров, начав рассказывать им историю Дрейфуса - французского офицера, ложно обвинённого в шпионаже в пользу Германии, приговорённого к каторге, но затем оправданного под давлением общественности. Сначала Масленников просто тревожился и радовался за Дрейфуса, потом начал приносить газеты и зачитывать вслух то, что казалось ему самым важным, и чуть всех не поссорил. Евпраксия Васильевна требовала немедленного освобождения Дрейфуса, а её брат и Яков Иванович считали, что сначала следует соблюсти формальности. Первым опомнился Яков Иванович, вернул партнёров к игре, и о Дрейфусе они больше не говорили.

Отныне все волнения в жизни компании были связаны только с игрой.

Карты давно уже потеряли в их глазах значение бездушной материи, и каждая масть, а в масти каждая карта в отдельности, была строго индивидуальна и жила своей обособленной жизнью.

Комбинации, в которые собирались карты у них в руках, не поддавались ни анализу, ни правилам, но были закономерны. Казалось, карты жили своей, отдельной от игроков жизнью и словно имели «свою волю, свои вкусы, симпатии и капризы». Так, червы больше всех любили Якова Ивановича, а к Евпраксии Васильевне попадали исключительно пики, которые она терпеть не могла. К Николаю Дмитриевичу же шла только мелкая карта. Он был уверен, что карты знают о его мечте сыграть большой шлем и издеваются над ним.

Происходили события и вне игры. Умер от старости белый кот, и Евпраксия Васильевна с разрешения домовладельца похоронила его в саду. Затем на две недели исчез Масленников, и играть втроём стало скучно. Вернулся Николай Дмитриевич осунувшимся, поседевшим и сообщил, что его старшего сына арестовали и отправили в Петербург. Партнёры даже не подозревали, что у Масленникова есть сын, и очень удивились. Вскоре он снова пропустил игру, и все с удивлением узнали, что он болен грудной жабой и не пришёл из-за приступа.

Затем всё снова вошло в прежнюю колею. Игра стала серьёзней, так как Масленников перестал отвлекаться на посторонние вещи.

Только шуршали крахмальные юбки горничной да неслышно скользили из рук игроков атласные карты и жили своей таинственной и молчаливой жизнью, особой от жизни игравших в них людей.

Однажды в четверг «в картах произошла странная перемена» - Николаю Дмитриевичу начало везти. Всё сложилось так, что для большого шлема ему не хватало только пикового туза. Он протянул руку, чтобы взять карту из прикупа, покачнулся и, с секунду посидев неподвижно, упал.

Приехавший вскоре доктор сказал, что Масленников умер от паралича сердца. Стараясь не смотреть на покойника, Яков Иванович взял его карты, потом посмотрел в прикуп - у Николая Дмитриевича действительно должен был получиться большой шлем, но теперь он никогда не узнает, что его давняя мечта почти исполнилась. Якова Ивановича потрясло это соображение и «ужасное в своей простоте» слово «никогда».

И Якову Ивановичу показалось, что он до сих пор не понимал, что такое смерть. Но теперь он понял, и то, что он ясно увидел, было ‹…› бессмысленно, ужасно и непоправимо.

Яков Иванович заплакал от жалости к себе и остальным, с которыми произойдёт то же «страшное и бессмысленно жестокое», что и с Масленниковым. Плача, он доиграл за Николая Дмитриевича его партию.

Вошла Евпраксия Васильевна и сообщила, что её брат поехал искать квартиру Масленникова, чтобы сообщить родным о его смерти. Недавно Николай Дмитриевич переехал, и теперь никто не знал его точного адреса.

Яков Иванович подумал, что у них теперь нет четвёртого игрока. Он решил, что Евпраксия Васильевна думает о том же, но ошибся - она задумчиво спросила, не сменил ли он свою квартиру.

Четверо игроков играют в «винт» три раза в неделю: Евпраксия Васильевна с братом Прокопием Васильевичем против Масленникова и Якова Ивановича. Яков Иванович и Масленников совершенно не подходят друг другу как партнёры: сухонький старичок Яков Иванович необычайно осторожен и педантичен, никогда не рискует в отличие от горячего и увлекающегося Масленникова. Вечера за игрой проходят на редкость однообразно, игроки полностью поглощены картами, самый оживленный разговор, который заходит между ними, — обмен замечаниями о хорошей погоде.

«Карты уже давно потеряли в их глазах значение бездушной материи, и каждая масть, а в масти каждая карта в отдельности, была строго индивидуальна и жила своей обособленной жизнью». Впрочем, однажды мерное течение жизни игроков нарушается: Масленников исчезает на две недели. После возвращения он сообщает, что его сын арестован и отправлен в Петербург. Остальные удивляются, так как раньше никого не интересовало, есть ли у Масленникова дети.

В четверг, 26 ноября, игра складывается необычно: Масленникову необычайно везёт. И в конце концов он объявляет «большой шлем», сыграть который он страстно мечтал долгое время. Протянув руку за прикупом, Масленников неожиданно падает на пол и умирает от паралича сердца. Остальные трое потрясены случившимся, они даже не знают, куда сообщить о смерти своего приятеля. Яков Иванович растерянно спрашивает, где же теперь искать четвертого партнера для игры. Хозяйка дома, занятая своими мыслями, неожиданно интересуется, где проживает сам Яков Иванович.